— Ладно, — прервала я напряженную паузу. — Отведите меня к нему.
— Что?! Даже не вздумай! — моментально подлетев ко мне и вцепившись в плечи, Юмичика отчетливо дал понять, что никуда меня не пустит.
— Ты хоть понимаешь, что можешь не вернуться?
— Все я вернусь, Тоширо, — от тона, с которым он задал вопрос, меня потянуло скривиться. Как-то уж буднично парень полюбопытствовал о моем решении, не хватало добавить «а, ну окей». — Юмичика… все будет нормально, отпусти меня.
— Ты сама не хотела идти. А тут, раз, и передумала?!
С каждым словом его хватка крепла, становилось действительно больно, поскольку тело до сих пор не восстановилось после минувшего боя. Но куда сильнее меня беспокоило состояние парня, в его взгляде плясали искры, которые грозились обернуться пламенем. И такое чувство, словно его злость передалась мне, хоть я и понимала, что вызвало у Юмичики столь острый всплеск эмоций. Я увидела в нем капризного ребенка.
Выждав три секунды, чтобы утихомирить неприятное жжение в груди, я с выражением спокойного неодобрения произнесла:
— Отпусти меня.
Холодно. Отстраненно. Не смея отводить взгляд. Ты должен отпустить меня, возьми себя в руки, сейчас ты ничем здесь не поможешь… Но ты не понял этого, потому что твои пальцы только крепче впились в мои плечи.
— Отпустить. Отпустить? — едва не задыхаясь от накатывающей злости, Юмичика сорвался на крик: — Тогда на кой черт ты весь этот цирк устроила?! Чтобы нас идиотами выставить?! Потешить свое самолюбие? Взяла бы и пошла сразу, но нет, себя надо особенной выставить?! Может, нам тоже надо так поступать? Почему все должно быть так, как ты захочешь? Мы же… мы же готовы были защитить тебя!.. Я готов, я защищу… только не смей… не смей уходить.
Видимо, осознав, что срываться в истерике на крик и позволять эмоциям вырваться наружу на глазах у посторонних — последнее, что ему нужно, Юмичика постарался проглотить рвущиеся с языка слова. Но чем сильнее он пытался сдержать себя, тем хуже ему становилось. Зажмурившись и плотно сжав челюсти, парень шумно задышал и, не отпуская меня, согнулся в три погибели.
Выражение чувств на глазах окружающих для офицера одиннадцатого отряда считалось проявлением слабости. Ему и так с трудом удалось остановить себя. Возможно, будь мы одни, он бы сорвался и позволил бы злости выплеснуться наружу… а судя по тому, что парень пребывал на грани отчаяния, я буквально чувствовала это, он был готов и на коленях умолять меня. Ведь Юмичика боялся не столько того, что Айзен навредит мне или убьет. А того, что мое согласие отправиться в тюрьму означает тот факт, что я выбраю Айзена. И буду выбирать снова и снова… и снова.
— Хорошо, я не пойду, — пытаясь сохранить эмоции в узде, своим сдержанным ответом я заставила парня искренне удивиться и посмотреть на себя. Аккуратно обхватив его лицо ладонями, я измученно улыбнулась и, пользуясь моментом его замешательства, прошептала: — Инэмури.
Заклинание забвения подействовало практически моментально, Юмичика успел лишь легкому недоумению проскочить во взгляде, прежде чем обессиленно завалиться на меня. Подхватив его и опустив на колени, порадовалась быстрой реакции Иккаку, который помог придержать друга.
Прости, Юмичика. Порой нельзя сделать однозначный выбор. Особенно когда решают за тебя.
Сердце кровью обливалось, но показать, насколько мне больно, я не имела права. Не знаю, почему. Не знаю, почему я так хотела, чтобы никто не видел мою слабость. Возможно, из-за того, что доверять теперь никому нельзя, и своим видимым безразличием я попытаюсь избавить Юмичику от роли инструмента давления со стороны Готея. Тупо, наверное, столь наивно верить в такое. Теперь Кьёраку не придется выдумывать, как заставить меня исполнить ту или иную «просьбу».
— Идемте, — направившись к выходу, даже не желая наблюдать за реакцией остальных на недавнюю картину, я услышала, как главнокомандующий обратился к офицерам:
— Надеюсь, господа, этот разговор останется только между нами. В противном случае, если вдруг поползут какие слухи, отвечать придется вам всем. Надеюсь, вы извините мою предосторожность.
Пустота. Что внутри моего сердца, что в стенах этого места. Чем глубже спускаешься, тем хуже ощущаешь связь с внешним миром, словно медленно опускаешься под толщу воды, и солнечный свет угасал, растворялся в тяжелых волнах. Рассеивался, как и тепло лучей. Медленно… медленно… медленно.
Кроме эха шагов, разбивающегося по высоким коридорам, ничего не было слышно. Тьма сопровождала нас с Кьёраку вместе с отрядом кидо — безмолвными тенями этой обители. Жуткое место. В отличие от верхних уровней тюрьмы, где даже запечатанные зоны, в которых мы тренировались с Уноханой-сан, пугали своей изолированностью, здесь и вовсе исчезала связь с реальностью. Словно отрезан от мира. От миров. Проваливаешься в черное небытие, заливающееся сквозь нос, рот и глаза отравляющей чернотой.