Ладно, беги, если так торопишься. Но тут я увидела, как он грубо оттолкнул от вешалки Таню Михалёву. У неё даже очки соскочили с носа. Хорошо хоть не разбились.
Я подошла к Гоше, вырвала портфель и говорю:
— Ты, Гошка, — нахал и медведь! Тебе надо извиниться перед Таней.
— Перебьётся, — сказал Гошка и потянул свой портфель. — Отдай!
— Не отдам!
— А я говорю, отдай!
— А куда это ты спешишь, интересно знать? — спросила я.
— А твоё какое дело?
— А такое, что ты в моём звене. Ясно? Ты хоть помнишь, что завтра наша парта выпускает «Чутип»?
Гоша так сморщился, будто завтра ему идти в поликлинику и сверлить сразу все зубы.
— Это ты всё виновата, — сказал он.
— Я?! Очень даже интересно! А ну, говори! — потребовала я.
— Если бы сидел, как раньше, за своей партой, то и не надо было бы завтра ломать голову над твоим «Чутипом».
— Здравствуйте-пожалуйста! — возмутилась я. — Над моим! Эх, Гоша, лентяй ты лентяевич. И фамилия твоя — Лентяев. Тунеядец ты, вот кто!
— А ты не ругайся! — ощетинился Гоша. — Дождешься — стукну разок!
— Меня? Да я, Гоша, сама как стукну тебя разок, так улетишь на потолок!
Про то, как он улетит на потолок, Гоше, видно, понравилось. Он засмеялся.
— Ладно, что-нибудь нарисую… Давай портфель.
— Что-нибудь! Знаю тебя! Как Ступин, принесёшь чистый листок. Нет, Гоша, думай сейчас.
Чтобы он не спорил и не отнекивался, я закрыла дверь на ключ и села за парту.
Гоша подергал дверь и с тоской оглядел пустой класс.
— Во сколько начало? — спросила я.
— В восемнадцать часов — первый тайм. ЦСКА — «Спартак» играют. В первом круге ЦСКА забросил восемь шайб, а спартаковцы…
— Гоша, не теряй времени, садись рядом. Сочиняй.
— А про что сочинять?
— Про что хочешь. Вот возьми и напиши про свой хоккей. Или нарисуй.
— А можно про хоккей?
— Всё можно. Это же «Чутип»!
— А ты про что напишешь?
— Я тоже нарисую. Как один мальчик надевает у вешалки своё пальто. Надевает, а рядом лежит сбитая с ног девочка.
Гоша нахмурился и сказал:
— Я разве хотел толкнуть её? Сама подвернулась. И не упала она вовсе… Наташ, ты не рисуй про это. Ладно?
— Ладно, — пожалела я Гошу. — Тогда напишу про девочку, которая придумала такое замечательное сочинение о полете на Марс.
— Во, правильно! — обрадовался Гоша. — Про Светку можно. Пиши!..
Мы, наверное, минут пятнадцать сидели и работали. Но я не стала ожидать, когда Гоша нарисует всех двенадцать игроков и судей в полосатых рубашках.
— Идём, — сказала я. — А то к началу опоздаешь…
Я шла домой. Уже хотела свернуть на нашу улицу, как вдруг увидела Нину Ивановну. Она как раз вышла из продовольственного магазина. В одной руке Нина Ивановна держала свой толстый портфель, в другой несла авоську со всякими пакетами, и ещё под мышкой у нее была засунута свёрнутая в трубку бумага.
Я тут же подумала, что должна помочь Нине Ивановне. Разве можно сразу нести столько вещей!
Я подошла к ней и сказала:
— Нина Ивановна, можно, я помогу вам нести портфель?
— А ты почему задержалась?
— Мы с Гошей «Чутип» делали.
— Значит, ты хочешь меня проводить?
— Хочу, — призналась я. — И ещё помочь хочу.
— Ну, спасибо. А дома разве тебя не ждут?
— Тогда я забегу на минуточку и скажу маме, что иду вас провожать. Хорошо?
— Что ж, скажи. Я подожду, — кивнула Нина Ивановна.
Я мигом слетала домой и предупредила маму.
Нести свой портфель Нина Ивановна мне не разрешила, зато сверток бумаги отдала с удовольствием. Он, и правда, мешал ей.
По дороге Нина Ивановна расспрашивала меня о музыкальной школе, когда я готовлю уроки и остаётся ли у меня время погулять во дворе.
Я сказала, что время остаётся, только не очень много.
— Ну, тогда считай, что мы сейчас с тобой гуляем, — сказала Нина Ивановна и огляделась. — Видишь, погода какая чудесная! А слышишь, снежок под ногами хрустит?.. Это потому, что морозец…
Я и не заметила, как мы подошли к её дому. За разговорами так быстро показалось.
Квартира у Нины Ивановны на первом этаже. А звонок интересный: бим-бом! Как я и думала, в квартире у них было очень чисто и много цветов. Только вот картин не было и пианино тоже. Зато на гвоздике, на голубой ленте, висела гитара.
Я не утерпела и спросила, играет ли Нина Ивановна на гитаре.
— Это моя любимица, — улыбнулась Нина Ивановна и сняла гитару. — Игорёк! — позвала она. — Где ты?