— Я ухожу. Справишься без меня?
Веки у матери отяжелели.
— Телефон звонил, пока я была в ванной?
— Нет.
Мать с тоской посмотрела на Лорен:
— Как так получилось, что меня никто не любит?
Этот вопрос, заданный полным отчаяния голосом,
так больно кольнул Лорен, что она даже охнула. «Я же тебя люблю, — подумала она. — Разве это не в счет?»
Мать уткнулась лицом в подушку и закрыла глаза.
Лорен встала и, пятясь, вышла из комнаты. И пока она спускалась по лестнице, и пока шла через город, она думала только о нем — о Дэвиде.
Дэвид. Он заполнит гулкую пустоту, которая царит в ее сердце.
Богатый и респектабельный коттеджный поселок под названием «Маунтенер» находился на восточной окраине Вест-Энда. Здесь, за охраняемыми воротами, находился другой мир, оазис благосостояния. Это был мир Дэвида. Поселок раскинулся на холме, откуда открывался вид на океан. Дороги в нем были вымощены камнем и специальными плитами, фасады домов были украшены изящными портиками, машины ночевали в просторных гаражах. Обитатели поселка обедали на фарфоре, тонком и прозрачном, как кожа младенца. По вечерам, таким же дождливым и темным, как сегодняшний, уличные фонари освещали каждый уголок и превращали капли дождя в крохотные бриллианты.
Лорен подошла к домику охраны. Она чувствовала себя здесь чужой и понимала, что ей здесь не место. Она представила, как по возвращении мистеру и миссис Хейнз будет доложено, что их дом посещали «нежелательные элементы».
— Я пришла к Дэвиду Хейнзу, — сказала она напряженным голосом.
Охранник многозначительно ухмыльнулся.
Замок зажужжал, и калитка распахнулась. Лорен пошла по асфальтовой дорожке, которая вилась мимо десятков домов, таких же красивых, как в глянцевых журналах: особняков в георгианском стиле, французских вилл, гасиенд в стиле бель-эйр.
Вокруг была полнейшая тишина, которую не нарушали ни автомобильные гудки, ни ворчливые голоса ссорящихся обитателей, ни звук включенного на полную громкость телевизора. Лорен в который раз попыталась представить себе, каково это — чувствовать себя своей в таком поселке. В «Маунтенере», конечно, никто не переживал из-за задолженности по квартирной плате и не ломал голову над тем, где взять денег, чтобы заплатить за электричество. Она знала: если человек начинает свой жизненный путь отсюда, у него одна дорога — к богатству, и нет ничего, чего бы он не смог достичь.
Она свернула на дорожку, ведущую к дому Хейнзов. По обеим сторонам ее росли розы, и Лорен на мгновение почувствовала себя принцессой из сказки. Примыкавший к дому участок освещался множеством невидимых фонариков.
Лорен постучала в массивную дверь красного дерева.
Дэвид открыл почти сразу, и она решила, что он увидел ее в окно.
— Ты опоздала, — сказал он, улыбаясь и обнимая ее прямо на крыльце, не заботясь о том, что их могут увидеть соседи.
Лорен хотела остановить его, сначала войти в дом и закрыть дверь, но, едва он начал целовать ее, она тут же обо всем забыла. Он всегда так действовал на нее. По ночам, лежа в своей кровати и думая о Дэвиде, тоскуя по нему, она пыталась разобраться в себе и в своих чувствах и понять наконец, почему она так реагирует на его прикосновения. И находила единственное объяснение этому: любовь. А что еще может привести абсолютно нормальную, разумную девушку к мысли, что солнце скатится с небосклона и весь мир погрузится во тьму, если ее возлюбленный не поцелует ее?
Она обняла его за шею и улыбнулась. Их ночь еще не началась, а сердце ее уже трепетало от предвкушения, душу переполняло ликование.
— Здорово, что ты пришла. Если бы предки были в городе, мне пришлось бы наврать маме с три короба, чтобы провести с тобой ночь.
Лорен попыталась представить эту жизнь, когда кто-то — мама, например, — ждет возвращения домой своего ребенка и волнуется за него.
А вот в семействе Рибидо даже надобности во вранье не было. Мать заговорила с Лорен о сексе, когда ей едва исполнилось двенадцать. «Тебя будут уговаривать, — сказала она, прикуривая очередную сигарету. — Ив тот момент это будет казаться тебе отличной идеей». Он бросила на туалетный столик пачку презервативов и предоставила Лорен самой принимать решения. Она считала, что, выдав презервативы, она тем самым исполнила свой родительский долг. Для Лорен не устанавливались никакие ограничения, она могла приходить домой и уходить из дома когда хотела, и если она вообще не приходила ночевать, это оставалось незамеченным.
Лорен знала: если она расскажет об этом друзьям, они будут говорить, что ей крупно повезло, но она с радостью бы променяла эту свободу на один мамин поцелуй на ночь.
Дэвид оторвался от нее и взял за руку.
— У меня для тебя сюрприз.
Лорен прошла вслед за ним в просторный холл, выложенный кремовой мраморной плиткой. Сейчас она позволила себе быть самой собой, поэтому ее каблучки звонко застучали по полу, но, если бы родители Дэвида были дома, она шла бы на цыпочках.
Дэвид провел ее через арку в столовую. Комната выглядела, как в голливудских фильмах про богатых аристократов. К длинному столу было придвинуто шестнадцать стульев с резными спинками. В центре стола — композиция из белых роз, белых лилий и зеленых веток. На одном конце стола на салфетках цвета слоновой кости стояли две тарелки из тончайшего фарфора с золотой каймой, в свете единственной свечи поблескивали столовые приборы.
Лорен посмотрела на Дэвида. Он гордо улыбался и был счастлив, как ученик в последний день учебы.
— У меня ушла целая вечность, чтобы отыскать все это. У мамы праздничная посуда и приборы тщательно упакованы и убраны.
— Очень красиво.
Дэвид отодвинул для нее стул. Лорен села, и он налил ей в винный бокал сидр.
— Я подумал было совершить налет на винный погреб отца, но потом решил, что ты отругаешь меня за это и будешь дергаться, что меня поймают.
— Я люблю тебя, — сказала Лорен.
У нее защипало в глазах, и она смутилась.
— Я тоже тебя люблю. — На лице Дэвида сияла улыбка. — Ив связи с этим я официально приглашаю тебя на торжественный танец.
Лорен рассмеялась:
— Сочту за честь.
За годы учебы они не раз бывали на школьных вечерах, и все эти вечера открывались торжественным танцем. Сегодняшний их танец будет последним. При этой мысли Лорен погрустнела. Она против воли вспомнила о том, что в следующем году они покидают школу и будут учиться, возможно, в разных местах. Она подняла глаза на Дэвида. Ей обязательно надо убедить его в том, что они должны учиться в одном и том же университете. Дэвид-то не сомневается, что их любовь переживет разлуку, но она не может рисковать. Он единственный человек на свете, кто хоть раз сказал ей «Я люблю тебя», и она не может лишиться всего этого, не сможет жить без него.
— Дэвид, я...
В дверь позвонили.
Лорен охнула.
— Родители? О боже!
— Расслабься. Они час назад звонили из Нью-Йорка. Отец рвал и метал, потому что лимузин подали с опозданием на пять минут. — Он направился к двери.
— Не открывай.
Лорен очень боялась, что кто-то или что-то может испортить сегодняшний вечер. А что, если Джаред и остальные ребята узнали, что у Дэвида уехали родители, и решили нагрянуть к нему? Они были бы рады любой возможности устроить шумную вечеринку.
Дэвид засмеялся:
— Сиди, не вставай.
Лорен слышала, как он миновал холл и открыл дверь. Зазвучали голоса, послышался короткий смешок. Затем дверь захлопнулась, и спустя минуту в комнату вернулся Дэвид. Он нес коробку с пиццей, которая казалась чем-то неуместным в этой комнате, предназначенной для торжественных приемов.
На Дэвиде были мешковатые джинсы и футболка с надписью «Не завидуй, не всем быть такими, как я».
В этом наряде он выглядел потрясающе, и Лорен в который раз подумала, что он удивительно красив. От волнения у нее даже дыхание перехватило.
Дэвид поставил коробку на стол.
— Я собирался сам приготовить ужин, — сказал он и пояснил с искренним сожалением: — Но у меня все сгорело.