Такое одобрение Шибовым порядками на работе не укрылось ни от напарника по смене, ни от работников примыкавшей к их котельной другой котельной с ПТВМами (а Шибов работал на ДКВРах), ни от начальства, слесарей, электриков, сварщиков. Его сразу приняли за своего, а он принял за своих всех этих людей и деятельность, которой занялся. Ему нравилось думать: «Вот я тут сижу, хожу, а у людей горячая вода и отопление».
Правда, платили за все это веселье не много и, дай Бог, раз в четыре месяца, и позже Шибов силился вспомнить, как они вообще жили таким образом, как одевались и что ели, как платили за квартиру, но ведь как-то жили, даже праздники отмечали, и в целом это время запомнилось как довольно забавное, наполненное интересным кино, интересными книгами, абсолютно беззаботное, при том что почти все в их поселке городского типа дышало на ладан. Когда Шибову пришла пора получать разряд, и для этого дела выдернули специального человека из города, а человек, узнав, как обстоят дела с автоматикой, остановкой котлов, грустно осматриваясь, заметил, что по-хорошему котельную стоило бы прикрыть, причем немедленно.
— Но как закрыть-то? Как закрыть? — ужаснулся начальник Шибова. — Людей без тепла оставить? Тебе хорошо, а мы тут живем, нам деваться некуда.
А затем время полетело, и не успел Шибов оглянуться, как наступил новый год, и Шибов, единственный из своей смены, пришел на работу как положено, а именно — первого января, в семь утра. Остальные нарисовались кто к полудню, кто-то к четырем, а кто-то и вовсе не пришел. После праздников эпидемия гриппа выкосила большую часть работников до такой степени, что те, кто успел выйти на больничный, успешно лежали дома, а те, кто не успели вовремя заразиться, вынуждены были все же ходить на дежурства. Среди таких, кто переболел на работе, был и Шибов.
Первый отпуск ему дали в конце июня, самое то для отдыха, но Шибов просчитался с днями и пришел на работу на неделю раньше, где ему сказали:
— Ты с дуба упал? Иди гуляй до следующего вторника. На фиг ты тут сдался пока.
А потом снова были дежурства, у соседей тоже случилась экстренная остановка, и Шибову пришлось заново запускать ПТВМ, к которому у него не было допуска, но и выхода не было: женщины, которые дежурили при тех котлах, оказывается, боялись их разжигать, а Шибов был мужчина, который не боялся, хотя, случись что, всех одинаково обсыпало бы штукатуркой и пылью. Опытный напарник в ту смену отсутствовал, потому что его гастрит довел его до больницы.
Затем кто-то взял и уволился, стало не хватать людей, Шибова перевели в другую смену и сделали ее бригадиром, а когда Шибов попробовал возразить, что у него самый маленький стаж и самый низкий разряд во всей котельной, начальник ответил:
— С первым мы ничего сделать не можем, а второе поправим.
Опять приехал человек из города, морщась проверил квалификацию Шибова, с грустью подмахнул нужные бумажки, и если Шибов и не смог за раз достигнуть тех профессиональных высот, которыми обладали окружающие его операторы котельной, то сумел хотя бы слегка сократить этот разрыв.
Так Шибова стали иронично называть «бугром», и он стал начальником пятидесятилетнему электрику Вите.
На самом деле познакомились они почти сразу же, как только Шибов устроился на место. Витя любил заходить в котельную даже в свои выходные, потому что обожал, что называется, упасть кому-нибудь на ухо и длинно поведать, как он жил, какие верные решения принимал в своей жизни. Как сумма правильных решений привела его в котельную, к зарплате раз в несколько месяцев, к разводу — Витя не задумывался. Блестя металлическими зубами, щурясь на видимый только ему яркий свет прошлого, он раз за разом рассказывал одни и те же несколько историй: про армию, про то, как познакомился с женой и покорил ее своей лихостью и удалью, что-то еще такое. Например, как учитель физики повел учеников на экскурсию на высоковольтную станцию и тыкнул графитовым карандашом в голый провод, так что только обугленные ботинки от него и остались. Все бы ничего, но, принимаясь за рассказ, Витя приглушал радиоприемник на посту, отчего жизнь становилась немного скучнее.