После его смерти она с головой ушла в учебу – именно потому, что отец не оставил ей ни части себя, а мать она помнила плохо, так плохо, что иногда сомневалась в ее существовании. Хотя мать никогда не стала бы сжигать собственные фотографии, поэтому их осталось множество.
В этом мире у Молли больше не было якорей, и она ухватилась за возможность. Человеку нужен якорь.
Серая мышка Молли Хупер стала лучшей на курсе. Все выходные она проводила на кладбище, а весной высаживала там маки. И так все годы учебы.
Ей больше некуда было пойти, да и не хотелось. Окружающий мир с его яркими цветами и резкими звуками ее нисколько не трогал и не интересовал. Молли была нужна тишина. И ярко-красные маки каждое лето расцветали рядом с серым камнем, но никогда не переживали зиму.
Плохая атмосфера.
***
Лучшая студентка, перед которой было столько возможностей – она выбрала работу в морге. Иногда ей казалось, что так она становится чуть ближе к отцу, входит в его мир.
Холод, тишина и мертвые – все это напоминало о неподвижности летящей стрелы. Жизнь как стрела – Молли очень нравилась эта метафора. Человеческая жизнь неподвижна, моя жизнь неподвижна, и это правильно, повторяла она про себя. Неподвижность – возможность прикоснуться к миру мертвых.
В конце концов, отец всегда был главным мужчиной в ее жизни.
***
А потом в ее жизни, такой неподвижной и предсказуемой, появился Шерлок Холмс.
Шерлок был живым и просто потрясающим – полной ее противоположностью.
В нем было столько жизни, сколько ей не доводилось видеть ни в ком и никогда. Мир мертвых он использовал как инструмент, обращаясь к нему только по необходимости.
И тогда Молли выдумала себе безнадежную любовь. Она создавала ее день за днем, тщательно, упорно, продумывала до мельчайших деталей. Придумывала воспоминания, которых на самом деле никогда не будет, до слез яркие и реальные. Выдумала – и почти поверила в нее.
И все же было что-то, чего она никак не могла уловить. Мелочь, несоответствие. Потом она вдруг поняла: Шерлок часто бил людей в самые больные места, осознанно и неосознанно. Особенно осознанно.
Но он никогда не говорил о ее отце. Ни разу, как бы она его ни раздражала. Как будто отца у нее никогда и не было. Возможно, это было знаком особого расположения. А возможно, мир мертвых, со всеми, кто к нему принадлежал или хотел принадлежать, Шерлока не интересовал.
Нельзя сказать, что она не пыталась как-то присоединиться к миру живых. Она завела блог, раскрасила его в самый девчоночий цвет и внимательно изучила, как пишут другие люди и что положено писать в таких блогах. И даже писала в свой всякие глупости, но потом бросила. Это было невыносимо скучно.
В отличие от Шерлока Джим стал ее утешением. Милый, заботливый, застенчивый Джим. В нем было что-то невероятно знакомое, но Молли была слишком погружена в собственный мир, который она создавала годами, чтобы понять, что именно. У нее впервые все стало «как у людей» – сериал, диван, друг. Она даже рассказывала ему о Шерлоке, только чтобы не рассказывать об отце, потому что Джим смотрел на нее так, что хотелось рассказать сразу все и наконец-то расплакаться. Она не плакала с момента похорон отца. Но говорить о нем она так и не научилась, и не хотела.
Затем Джим исчез, а через некоторое время Молли прочитала в блоге Джона Уотсона о бассейне, убийствах и гениальном преступнике Мориарти.
Оказалось, что Джим тоже не совсем принадлежал к миру живых.
И ее жизнь снова затихла.
Через несколько месяцев они внезапно пришли к ней оба. Молли даже не нужно было спрашивать, зачем. У них обоих были такие неожиданно горячие руки, ей всегда казалось, что они должны быть ледяными, и так странно было чувствовать их на себе одновременно. Она отмечала, что они прикасались только к ней и избегали смотреть в глаза и прикасаться друг к другу даже случайно. И ей почему-то стало очень жалко – и себя, и их – но тогда ее это мало волновало. У них были горячие руки и холодные губы, и все было так, как и должно было быть. Все встало на свои места.
***
– Ты – точка равновесия, – объяснял как-то Джим. – Видишь ли, дорогая, мы с Шерлоком не можем существовать вместе, но и друг без друга нам скучно.
– «И ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой»? – хмыкнула Молли. – Всегда любила Гарри Поттера, но вы, ребята, не слишком ли много на себя берете? Хотя нет, – твердо закончила она. – Вы же особенные, а я в последнее время об этом забываю.
– Мы особенные, – согласился Шерлок. – А ты – недостающий элемент. Идеальный баланс.
Идеальный. И очень хрупкий, думала Молли. Точка равновесия скорее напоминала ей точку бифуркации, и она прекрасно понимала, в какое состояние перейдет система. Система – их система – долго не выдержит. Их отношения напоминали ей взрывчатку, по забывчивости положенную в стеклянную вазу на каминной полке, одно неловкое движение – и разлетятся на осколки и мелкую пыль не только они, но все окружающие.
Жизнь Молли состояла из неловких движений. А любовь – изначально настолько отчаянно грустная и неустойчивая вещь, победа воображения над разумом, как писал один модный писатель, который нравился Молли. Так что хорошо, что это не любовь. Это равновесие.
Она хрипит и задыхается. Интересно, кто из них не выдержал первым, Шерлок или Джим? Джим – более вероятный вариант, это его способ решать проблемы, но кто знает. В конце концов, этот период застоя и спокойствия – это летаргическое почти-счастье – из них троих нужен был только ей. Попробуй пойми их, гениев.
А впрочем, убить ее мог кто угодно.
Мир крутится все быстрее, и Молли внезапно понимает, что не хочет умирать, совсем не хочет. Она ищет взглядом то, что могло бы ее удержать, и единственное светящееся окно на верхнем этаже дома через дорогу вдруг кажется ей невыразимо прекрасным, самым прекрасным, что есть на свете. Она пытается уцепиться за него, удержаться в мире живых, поймать это последнее ощущение красоты ускользающего мира. Точка бифуркации, зачем-то повторяет она про себя. И все отступает куда-то далеко: Шерлок, Джим, отец. Неважно, кто ее убил и зачем. Она уже никому не сможет помочь.
Большая игра начнется снова.
Эта мысль почему-то успокаивает ее, и она с облегчением закрывает глаза, выдыхая в последний раз в жизни. Мир вокруг нее наконец-то перестает кружиться.