— Снова этот поганец… — произнес он наконец сквозь зубы.
— Тс! Не при детях, — предостерегающе подняла она руку и тут же попятилась назад от откровенно страстного взгляда, которым он ее ожег.
— Как скажешь, любимая. Конечно подождем, пока ты не уложишь их в кроватки, и тогда приступим. Ты просто вся горишь от нетерпения — по крайней мере минуту назад…
— Что такое?!
— Не при детях, — оборвал он ее, смеясь, и приложил палец к ее возмущенно приоткрывшимся губам.
Если он хотел успокоить ее, жест был выбран неправильно. Его прикосновение подействовало на Лору как электрический разряд. У нее готовы были вырваться негодующие слова. Левая бровь Дирка приподнялась знакомым движением.
— Ммм, — промурлыкал он и провел по ее губам сладострастным движением.
Она отшатнулась и оттолкнула его руку.
— Как ты смеешь! — задохнулась она.
Он улыбнулся дьявольской улыбкой.
— Хочу предупредить тебя, — вкрадчиво и угрожающе произнес Дирк. — Я на многое осмелюсь, и очень скоро… А теперь, — сказал он громко, закидывая голову и глядя на Николаса, — что ты натворил на этот раз, наш неутомимый искатель приключений?
Прошло немало времени, прежде чем удалось освободить Николаса из заточения, но в конце концов все обошлось, и даже не понадобилось разбирать перила, как опасалась Лора. К голове и шее несчастного ребенка на добрые четверть часа приложили полотенце со льдом, потом ушки с помощью пластыря приклеили к голове, голову обильно смазали вазелином и осторожно потянули назад. Та довольно легко проскользнула между прутьями.
Единственным неприятным следствием этого оказалось большое количество вазелина, оставшегося в волосах Николаса. Голову пришлось несколько раз хорошенько промыть шампунем, перед тем как изнемогающего шалуна наконец-то уложили в кровать.
А положительным результатом происшествия можно было считать перемену в отношениях между братом и сестрой. Дона винила себя, сокрушалась, утешала и ласкала, хлопоча вокруг младшего брата во время всей процедуры, как настоящая курица-наседка. Освободившись, он стал смотреть на нее совсем другими глазами. Она была его самым близким человеком, защитницей, ангелом-хранителем, второй мамочкой, и он попросил, чтобы она посидела с ним в его комнате и рассказала сказку, хотя заснул на первых же словах.
Дона легла спать совсем другим человеком. Важная, гордая собой, она чувствовала себя совсем взрослой.
— Он еще такой маленький, — сказала она Лоре. — Он все это сделал ненарочно.
— За ним нужен глаз да глаз, — устало проговорила Лора.
— Я буду присматривать за ним.
— Да? Какая ты хорошая, добрая сестренка. Я бы хотела, чтобы в детстве у меня была такая сестра, как ты.
— А у вас не было сестры, тетя Лора?
— Ни сестры, ни брата. У мамы я была одна и иногда чувствовала себя такой одинокой… мне ужасно хотелось иметь брата или сестру, чтобы играть с ними и любить их.
Дона сосредоточенно сдвинула свои прямые темные бровки.
— Когда у вас родятся дети, тетя Лора, — серьезно сказала она, — пусть их будет много, чтобы им не было одиноко.
У Лоры упало сердце, она не могла вымолвить ни слова. Замерев на краю кровати, она глядела в стену перед собой, пытаясь взять себя в руки. Дона погладила ее нежными пальчиками.
— Не грустите, тетя Лора. Я вас люблю.
У Лоры слезы клубочком подступили к горлу.
— И я тебя люблю, — произнесла она сдавленно.
Раздавшийся сзади звук заставил ее повернуть голову, и она увидела Дирка, который исчез за дверью. Его сердитые шаги затихли в коридоре. Лора сжалась. Очевидно, он слышал их разговор о детях и рассердился. Что с ним, он раздражен или расстроен?
Уже не в первый раз Лора подумала, что, может быть, именно бесплодие мужа и горечь по этому поводу могли изменить его так сильно. Она считала, что так могло быть. Однако вряд ли. Если бы Дирк желал детей так же сильно, как она, они бы могли иметь их — благодаря искусственному оплодотворению или усыновив ребенка из детского дома. Но он даже не захотел говорить об этом.
Нет. Ему нравится вести такую жизнь, как сейчас, нравится проводить ночь с первой женщиной, на которой останавливался его взгляд. А особое удовольствие он получал, шокируя свою скучную, нравственную супругу! Должно быть, именно желание шокировать ее стояло за предложением, сделанным в пятницу. Желание отомстить за обиду, нанесенную его мужскому самолюбию. Разве не жестоко с ее стороны сказать, что она не хочет жить с ним, раз он не может дать ей ребенка? А теперь он старается доказать, что может заставить ее желать его близости, не давая ничего взамен, кроме обид и оскорблений. Око за око. Холодный жестокий расчет.