— Я тебе нужна? — спросила она ледяным тоном. — Да, но только до той поры, пока ты не натешишься мной в свое удовольствие и не бросишь, как всех остальных. Так ведь, Соломон?
— Нет, с тобой все не так. С тобой с самого начала было по-другому.
— Неужели? — Голос ее звучал презрительно. — Ты же сам мне говорил, что, когда мы встретились, ты только сильно желал меня. Мы ведь оба знали, что жениться ты не собираешься.
Соломон вздрогнул, как от боли.
— Да, — признался он, — это так. Стоило мне впервые увидеть тебя, и я загорелся. А женитьба мне даже в голову не приходила. — Он по лицу видел, как она задета, и сказал неуверенно: — Милая, я ведь хочу быть честным. Ты хотя бы выслушай меня до конца. Я не отрицаю, именно так все и началось. Но потом все изменилось, верь мне.
— Почему я должна тебе сейчас верить? Ты же признался, что был лжецом.
— Но теперь я не лгу. Я действительно приехал тогда вслед за тобой, чтобы тебя соблазнить. Но здесь все изменилось.
Она сразу вспомнила тот морозный ясный зимний день, как она заволновалась, увидев Соломона, и как он сказал тогда:
— Здравствуй, Красная Шапочка, я — Серый Волк.
Ему казалось, что скрытая ирония его слов ей непонятна, и он наслаждался ситуацией. Лорен была похожа на ребенка, идущего навстречу опасности, не подозревая о ней. Соломон дразнил ее, гладил ладонь, в шутку целовал. Он напоминал осторожного хищника, подбирающегося к жертве, и ничем не выдавал своих намерений. Воспоминание рассердило ее, а он ощутил, как в ней нарастает гнев, и беспокойно тронул ее руку.
— Милая, но я ведь не стал продолжать, просто не смог. Когда ты взяла скрипку и стала играть мне, я скоро понял, кто ты на самом деле, и возненавидел себя. Ты пришла ко мне из того мира, которого я не знал. Ты играла с таким прелестным чувством, с таким внутренним умиротворением, что я стал презирать самого себя. И ушел тогда, решив никогда тебя больше не видеть. Понял, что не имею права тебя трогать, как не имею права растоптать цветок.
Он подошел к ней очень близко, почти вплотную. Ей даже показалось, что она услышала неровное биение его сердца у себя за спиной.
— Вернувшись в Чикаго, все время твердил себе, что я дурак, но забыть тебя не мог. Я вспоминал тебя все время.
Лорен побледнела, но слушала очень внимательно. Соломон вздохнул и прижался щекой к ее плечу.
— Потом я снова встретил тебя в Чикаго и понял, что хочу тебя видеть, узнать тебя, понять, действительно ли ты так нежна и невинна, как казалось. Но я ведь и пальцем тебя не тронул, ты сама это знаешь, я не виделся с тобой наедине, не приглашал к себе домой и не говорил ничего такого, что не смог бы повторить при всех.
Все это было правдой. Лорен помнила, что они встречались в таких местах, где вокруг всегда были люди, много людей. Соломон действительно приглашал ее в рестораны, театры, музеи, парки, но никогда не звал к себе домой и не делал попыток до нее дотронуться — держался подальше от соблазна.
— Я боялся остаться с тобой наедине. Потому что знал, что не смогу устоять перед искушением. Чем лучше я тебя узнавал, тем больше мне хотелось, чтобы ты оставалась такой, какой была, — нежной и невинной. Жизнь сделала меня человеком, для тебя не подходящим.
— А зачем же ты встречался со мной?
Лорен все-таки очень сердилась на него за то, что он не понимал, как мучил ее все эти месяцы. Он залетал к ней, как ласточка, и исчезал, оставляя ее в неведении, думает ли он о ней хоть немного.
— Я не мог не встречаться с тобой, — признался он с болью. — Путешествуя по всему свету, я продолжал думать о тебе. Ты была со мной все время, ты проникла в мою кровь, и наконец я понял, что не могу без тебя. Когда-то я поклялся, что ни одна женщина не станет главной в моей жизни, но ты сумела поглотить меня целиком. Уезжая, я мечтал вновь увидеть тебя и стремился как можно скорее вернуться в Чикаго, чтобы услышать твой голос…
Лорен видела теперь, как много было скрыто от нее. Соломон прятал свои чувства, боясь их, а она удивлялась, зачем он продолжает звонить, если она его совершенно не интересует.
— Я не разрешал себе дотронуться до тебя и сходил с ума от желания, — продолжал он.
— У тебя все мысли работают в одном направлении.
— Но это же не так!.. — запротестовал он.
— Разве?
Приподняв брови, она холодно улыбнулась. Соломону показалось, что перед ним стоит совершенно незнакомый человек, он поморщился, но продолжал:
— Меня разрывало между желанием обнять тебя и сохранить такой же чистой, как ты была.
В его глазах появилась глубокая нежность, и Лорен вспомнила, как он лежал на траве, среди могил, расположенных высоко над зелеными долинами. Вспомнила, что во сне его лицо было сильным и одновременно нежным. Только тогда она еще не знала, что эту силу ему давали самоуверенность и упрямство.