Проснувшись, Лорен обнаружила, что Соломон еще спит, положив на нее руку, будто боясь, что во сне она может убежать. Она пощекотала ему щеку. У него дрогнули ресницы, он открыл глаза, еще сонные, и она улыбнулась ему. Он опять закрыл глаза и умиротворенно вздохнул.
— Может быть, это сон? Мне уже снилось что-то подобное.
— В прошлой жизни… Я помню, — отозвалась Лорен, после чего Соломон ухмыльнулся и открыл глаза, в которых запрыгали чертики.
— Какое бесстыдство! — поддразнил он. — Явилась тогда ко мне в комнату и предложила себя.
— Будь у тебя хоть капелька совести, ты бы этим не воспользовался.
Соломон стал серьезным.
— Я умирал от жажды, и вдруг мне предложили воды. Разве можно упустить эту возможность?
Она прижалась к нему.
— Хорошо тогда было, правда?
— Восхитительно!
— Утром я была просто в ужасе. Помню все до мельчайших деталей, думаю, что это мне пригрезилось, однако боюсь поднять на тебя глаза…
Лорен почувствовала, что Соломон улыбается.
— Никогда не забуду, как ты посмотрела на меня, когда спустилась к завтраку. Взгляд такой робкий, испуганный, я еле удержался, чтобы тебя тут же не расцеловать.
— Я была тогда в настоящем шоке, не смела даже на тебя взглянуть.
Глаза ее заискрились смехом.
— Да, я заметил. — Он наклонился и поцеловал ее в плечо. — Ты была так хороша, что мне большого труда стоило не обнять тебя.
— Что-то я не помню, чтобы ты так себя вел…
Первый раз он поцеловал ее на следующий день после приезда. И сделал это очень осторожно — подобно тому как человек пробует на прочность лед, прежде чем ступить на него. Но Лорен не отвергла его тогда, и он решился на следующий шаг.
Прочитав по лицу все ее мысли, Соломон рассмеялся.
— Ты оказалась очень отзывчивой, моя дорогая.
— А ты очень беспринципным!
— Мне необходимо было сблизиться с тобой, — прошептал он, находя ее губы. — Я не мог без тебя. Дорогая моя, когда мы впервые встретились, то были совсем разными людьми. Теперь я другой — ты изменила меня. Встретив тебя снова и увидев, что ты меня не узнаешь, понял: если буду осторожен, то смогу найти путь к твоему сердцу. И мне это удалось. Ты встретила меня с открытым сердцем, оказалась добра и отзывчива. Я и до того уже любил тебя, но теперь полюбил во сто крат сильнее.
Лорен положила голову ему на грудь и слушала ровное биение его сердца. Некоторое время они лежали молча, их тела соприкасались. Вдруг внизу послышалось какое-то движение. Соломон застонал.
— Чесси вернулся. Ну почему он не мог задержаться еще хоть на час?
— Надо пойти вниз и все ему сказать, — со вздохом заметила Лорен.
— Думаю, он уже сам обо всем догадался.
Она рассмеялась. Конечно, Чесси догадался.
Дядя прекрасно понимал, что Лорен любит мужа, несмотря на обиду и гнев. Она могла сколько угодно говорить о возвращении в музыкальный колледж, о карьере, но Чесси, старый и мудрый Чесси, знал: все, что есть в ней живого, обращено к Соломону.
— Как бы мне хотелось не выходить отсюда еще хотя бы двадцать четыре часа. — Он бросил на нее быстрый взгляд.
— А ты выдержишь? — Лорен насмешливо захихикала и спрыгнула с кровати раньше, чем он смог схватить ее. — Ну-ка, одевайся, — сказала она строго.
— Поцелуй меня сначала, — потребовал он. Но Лорен, уже от двери, лукаво бросила:
— Увидимся внизу.
Закрывая дверь, она услышала сердитый вздох и улыбнулась. Три года, проведенные с ним, ее тоже научили кое-чему. Дикого зверя нельзя приручить, уступая ему во всем. А Соломона Кейда еще только предстояло приручить.
Чесси оглянулся, когда Лорен вошла на кухню.
— Выходит, он вернулся? — поинтересовался дядя суховато.
Она обняла его и положила голову ему на плечо.
— Это я к нему возвращаюсь.
Чесси вздохнул.
— Конечно, так я и знал. Все было ясно с того дня, как он здесь объявился.
— Он меня любит.
Он помолчал и резко ответил:
— Надеюсь, что так.
— И я его люблю.
— Да…
Голос Чесси прозвучал мягче. Он смирился. Все надежды Чесси снова были разбиты, думала она сокрушенно, но жизнь ограничивает наш выбор. Лорен уже поняла, что сделала его в тот день, когда впервые встретила Соломона.
— Это судьба, — произнесла она легкомысленно.
— Да, судьба, — согласился Чесси, но по голосу можно было определить, что он все еще не очень-то в это верит.
Из музыкальной комнаты донеслись звуки скрипки.
— Соломон, — сказал Чесси, хотя в этом не было необходимости.
Только один человек мог так играть: ярко, самоуверенно, но изысканно, со сдержанной эмоциональностью.