«Времена меняются, — сказал он, — чего доброго, скоро колдуны станут жить в городах, как обычные люди».
Я обратил внимание, что сказал он это не со злобой, а будто с печалью.
«Это оттого, — сказал он, — что один дорогой мне человек погубил себя из-за таких вот способностей. Мечтал от них избавиться, а когда понял, что всё зря, не захотел жить. Жаль, что он не дождался перемен».
— О, и тут есть связь с принцем Теодором? — догадываюсь я.
— Я провёл всю ночь после этого, исследуя записи бывшего наставника, — кивает Гилберт, — и нашёл упоминания о некоем Т., который приходил со стороны моря около двух десятков лет назад. О нём было сказано немного — лишь то, что сила его была огромной, и наставник был бы рад получить такого ученика, но тот не хотел обучаться, а мечтал избавиться от этого проклятия. Услышав, что это невозможно, он в ярости бежал куда-то в сторону болот, и его довольно долго не могли найти, даже полагали, что он погиб.
Тут мы ненадолго прерываем беседу, потому что снизу нас окликает Ричил.
— Спокойной ночи, мальчики! — кричит она и размахивает тремя руками. В четвёртой корзинка с вязанием.
— Спокойной ночи! Сладких снов, Ричил! — отвечаем мы и тоже машем.
— Ах, шалунишки, — довольно хихикает она и направляется домой.
— Продолжай, — киваю я Гилберту. — Так Теодор всё-таки нашёлся, да? Ведь он погиб позже и в море.
— Да, в тот раз люди принца, в том числе Бартоломео и Брадан, обшарили всё вместе с колдуном. Проверили все следы и наконец, спустя много дней, отыскали Теодора далеко вверх по реке, у поселения Язык Змеи.
— Какое странное название, — говорю я. — Страшно даже предположить, что за люди там жили.
— Люди ни при чём, — поясняет Гилберт. — Поселение стояло на берегу реки Змеистой, что начинается у Дальнего Края Света и раздваивается ближе к болотам, как змеиный язык. Отсюда и названия. Так вот, мой бывший наставник упомянул в своих записях, что Теодора приютили местные жители, и он даже вроде бы почти пришёл в себя. Колдун ещё раз попробовал убедить принца задержаться, чтобы всё-таки сделать его своим учеником. Но ничего не вышло, и Теодор всё же отправился домой, чтобы спустя несколько лет уйти в море и не вернуться.
— Надо же, как мало мне было известно о Теодоре, — удивляюсь я. — О нём говорили только, что был хорошим моряком, даже лучше, чем его брат. Как-то его ещё прозвали, Чёрный Окунь?.. нет, не то… Чёрная Лодка? Или, может, Селёдка? Точно, Весло! Хотя нет, не точно…
Мой друг хмыкает.
— Ладно, неважно, — говорю я. — Словом, я знал о нём лишь то, что он был бесстрашным человеком и должен был бы стать великолепным правителем, если бы только не погиб.
— А это не так, — говорит Гилберт, крутя вилку в пальцах. — Он, оказывается, обладал колдовскими способностями, что старался от всех скрывать. Его семья ни о чём не знала. Наверное, способности проявились поздно. Теодор часто уходил в море, чтобы реже быть у родных на виду. Он страдал, не мог смириться, не хотел быть уродом и чудовищем — это его собственные слова — и считал, что недостоин быть правителем. Это подтачивало его рассудок. Брадан в те времена был, пожалуй, самым близким другом Теодора и знал обо всём. Он поддерживал принца, как мог, и хранил тайну. Когда последняя надежда исчезла, Теодор совсем обезумел.
— Это тебе Брадан рассказал?
— Да, я сообщил ему о том, что мне стало известно, и попросил дополнить недостающие фрагменты. Эта история весьма меня заинтересовала. Так вот, Теодор…
Тут раздаются шаги.
— Ну что, мальчики, могу я уносить пустые тарелки? — спрашивает Теванна.
Мы благодарим её, сообщаем, что всё было очень вкусно, и она уходит, оставив нам только чашки с недопитым чаем.
— Так что Теодор? — мне не терпится узнать продолжение истории.
— Теодора нашла и спасла одна храбрая девушка. Она вытащила его из воды, а он не помнил ничего, кроме своего имени. Девушка не испугалась осуждения родных, не подумала о том, что найденный ею человек может быть недобрым. Она взяла его домой и заботилась, как умела. Теодор встал на ноги и, пожалуй, недолгое время был счастлив. Лишь когда на пороге дома появился Брадан, Теодор вспомнил, кто он такой.
Боль нахлынула с новой силой, и он понял, что не может остаться. Не только из-за того, что его ждут королевские обязанности, но потому, что он не человек, а чудовище — это его собственные слова. Колдун убеждал его, что при должном обучении силу можно обуздать, но Теодор не верил. Он боялся, что невольно причинит страдания тем, кого любит, и потому стремился быть подальше от всех, кто ему дорог.