— Мой… камень… — едва слышно шепчет он, беспокойно ощупывая лапкой покрывало. — Камень… для Теодора…
Мать и отец плачут, стоя на коленях у изножья постели. Старая Ика, поджав губы, протирает влажной тканью лоб малыша. Она оборачивается к нам с лицом, полным боли и тревоги.
— Мы попробуем помочь, — внезапно решается Гилберт. — Я не знаю, получится ли, но, кажется, терять уже нечего.
Мы все глядим на него с надеждой. Отец и мать отступают, освобождая место у постели, и Гилберт тянет меня за руку, вынуждая сесть рядом с ним.
— Что делать-то собрался? — хмуро интересуется Ика.
— Искать слова, — отвечает ей Гилберт, внимательно оглядывая маленькое тельце. — А ты, Сильвер, будешь мне подсказывать, если что.
— Я готов, с чего начнём? — тороплю его я.
— Погоди, дай немного подумать… Мне кажется, у него точно сломаны кости, давай с этого и начнём.
Гилберт осторожно кладёт руки на маленькое вздрагивающее тело.
— Станьте на место, обломки костей, слившись в одно из разбитых частей, — начинает он.
Мне кажется, для начала неплохо, но бедный малыш страшно кричит, а затем обмякает.
— Что ты сделал? — бросается на Гилберта мать ребёнка.
— А ну, не мешай! — неожиданно ловко перехватывает её старая Ика. — Посмотри, у него рука и нога встали на место! Бурк, уведи свою женщину за дверь, и чтобы не показывались здесь, пока я сама не позову!
Клыкастый тут же встаёт, повинуясь приказу старухи. Он поднимает жену с пола, нежно обхватывает её за талию и выводит. Та рыдает, уткнувшись мужу в плечо, но не спорит.
— Давай дальше, — говорит Ика, обращаясь к Гилберту. — Мальчик потерял много крови, одними костями делу не поможешь.
— Кровь, — задумывается ненадолго Гилберт. — Что, если «в прежние русла сворачивай, кровь»? Сильвер, какая есть рифма к слову «кровь», живо!
— Морковь, — моментально выпаливаю я. — «Пусть на локтях зацветает морковь»! Лишь бы остался жив, а локти как-нибудь поправим!
— Сильвер! — рычит мой друг, гневно сдвигая брови. — Мне нужно что-то более нормальное!
— Роза ветров! Тканьё ковров! Злая любовь!
— Я тебе сейчас покажу такую любовь!..
— Покров, — пищу я, уклоняясь от кулака.
— Подойдёт, — и Гилберт вновь кладёт руки на тело мальчика, закрывает глаза и произносит, немного помедлив:
— Целостным делайся, каждый покров,
в прежние русла сворачивай, кровь,
снова срастайтесь, исполнившись сил,
тонкие корни разорванных жил…
На наших глазах раны маленького Тео начинают затягиваться. Ика отодвигает полотно, прикрывающее лоб мальчика, и мы видим, что кровь перестаёт течь, запекается, а вскоре и рассечённая кожа срастается, не оставляя рубцов. Малыш всё ещё остаётся очень бледным, но мы видим, что он дышит.
— Боль, отступи, подари ему сон, — завершает Гилберт. — После, проснувшись, он будет спасён…
На щеках маленького Тео проступает краска. Он становится похож на обычного спящего малыша. И хоть он покрыт корками запёкшейся крови, но видно, что она больше ниоткуда не сочится.
— Ну вот, а ты… — начинаю было я, наслаждаясь видом исцелённого ребёнка.
Тут я слышу глухой стук, а вслед за тем — оханье Ики. Обернувшись к Гилберту, я вижу, что мой друг лежит на полу.
— Ты чего? — трясу его я.
— Голова… закружилась… — слабо отвечает он.
— Видно, он свои силы отдал, — предполагает старуха. — Сильвер, ну-ка живо дуй во двор, зови мать и отца мальчишки, да раздобудь на что уложить Гилберта, да отыщи мне Уну, да котелок наполни водой!
Я хватаю котелок и мчусь во двор. В дом тут же набивается целая толпа — все хотят поглядеть, как там малыш Тео. Ика разгоняет народ, громко ругаясь. Кто-то уже тащит пук соломы, кто-то несёт покрывала.
— Так что, получилось у него? — останавливает меня Брадан.
— Кажется, получилось, — радостно говорю я. — Мальчик выглядит целым, только Гилберт и сам теперь свалился. Я побегу, Ика попросила набрать воды…
— Давай мне, быстрее будет.
Брадан вырывает у меня котелок и убегает с резвостью, которой я и не мог предположить в его массивном теле.
И я остаюсь не у дел, но тут в мою голову приходит одна замечательная мысль. Я оглядываюсь, нахожу оставленные молоток и верёвку, хватаю их и потихоньку пробираюсь в лес. Впрочем, всем сейчас не до меня — толпятся у дома, заглядывают в окна по очереди, так что моего ухода никто и не заметил.