А перед всей этой толпой бежит растерянный Леон, то и дело оборачиваясь к ним и пытаясь остановить. Но никто его не слушает.
— Ах вы, проклятые дикари! — разносится над полем бас Дугальда. — Живо верните нам Сильвера и Гилберта, если только вы их ещё не сожрали!
— Да как он смеет?! — возмущается старуха Ика. — Отдайте нашего Теодора!
Сразу становится очень шумно. Со всех сторон кричат: «Теодор!», «Сильвер!», «Гилберт!», люди размахивают тем, что прихватили в качестве оружия, и кажется, вот-вот начнётся драка.
— Тихо! Замолчите! — кричит Гилберт, проталкиваясь вперёд.
Я следую за ним.
— Верните Гил… — злобно начинает было Дугальд, глядя прямо в лицо Гилберту, и осекается.
Горожане притихают, так как видят, что мы живы-здоровы и, похоже, не пострадали в плену.
Но тут из высокой травы выпрыгивают маленькие Теодоры, которые непонятно как умудрились последовать за нами. Все они вооружены палками. Суть противостояния им не вполне ясна, потому они начинают колотить во все стороны без разбора.
— Сдавайтесь! — вопят они. — Вам всем конец!
— Я не смогла их удержать! — плачет юная нянька, тоже догнавшая нас.
И начинается великая битва. Две противоборствующие стороны вынуждены объединиться перед лицом общей угрозы. И клыкастые, и горожане пытаются остановить озверевших детей.
Наконец последняя палка отобрана, и последний неугомонный сорванец повисает вверх тормашками в мощной руке Дугальда.
— Это чей такой ребёнок? — спрашивает садовник так громко, что волосы малыша треплет порыв ветра.
— Мой, но мне его уже некуда взять, — устало сообщает клыкастый, который под каждой мышкой держит по извивающемуся отпрыску. Под его глазом наливается свежий синяк.
И тут кто-то — сложно разобрать, кто именно — начинает хохотать так заразительно, что смех подхватывают и другие люди. Смеются клыкастые, смеются малыши, смеётся Дугальд, опуская на землю малыша и бочку, смеётся Мари в этой самой бочке, смеёмся мы с Гилбертом. Только Леон стоит чуть в стороне, и лицо его выражает растерянность. Похоже, он никак не может решить, к добру это столкновение или нет.
Отсмеявшись, Дугальд и Ика, угадав друг в друге предводителей, сближаются.
— Так значит, наши парни были у вас в безопасности, — не то спрашивая, не то утверждая, говорит Дугальд.
— В полной безопасности, — подтверждаю я. — И те, кто приплыли с нами — Брадан и Бартоломео — тоже целы, вот они. Ребята, подтвердите… Эй!
Моряки не слышат меня. Похоже, что и не видят тоже. Они выглядят так, будто для них на свете не существует никого, кроме Теванны.
— Вот это женщина, — восхищённо шепчет Брадан.
— Но-но, — строго говорит Теванна и машет скалкой перед его носом.
— Одним словом, они были в порядке до этого самого момента, — подвожу итог я.
— Осталось только выяснить, так ли хорошо тут обращались с нашим Теодором, — ворчливо говорит Ика.
— Теодора сейчас нет! — бросается к нам Леон, расставив руки. — Я прошу, не нужно его искать, не то наверняка случится беда!
— Какая такая беда? — Ика кладёт ему лапу на плечо. — Живо выкладывай, где наш Теодор!
— Я же сказал, — рыбак нервно сглатывает, — его совсем нет. Вообще. Он ушёл.
— Так мы пойдём за ним, — говорит Ика. — Ты скажи только, куда.
— Никуда, в это место никак не попасть!
— Ох, — хватается Ика за грудь. — Умер он, что ли?
— Нет! — мотает головой Леон. — Его просто нет!
— Может быть, Марлин знает, — говорю я. — Давайте спросим у него. Что-то я его здесь не вижу.
— Он дома… не идите! Не идите туда! — Леон срывается на визг. — Это опасно! Это неразумно! Вы можете погубить наши Острова, придёт зима, придут бури! Никакой защиты, никакой помощи! Не нужно!
Но его больше никто не слушает.
— Куда? — только и спрашивает Ика, обернувшись ко мне.
Я без тени сомнения указываю рукой на вершину холма, и все мы начинаем подниматься.
— А что происходит? — любопытствуют горожане, идя за нами. Только Леон остаётся лежать на земле, воя и молотя по траве кулачками.
— Нам нужен Теодор! — поясняют клыкастые.
— Теодор, этот бестолковый, зачем? — изумляются люди. Похоже, все они знали его не с лучшей стороны.
Когда мы добираемся до белого домика с башней, откуда-то выныривает запыхавшийся Леон. Его язык свисает аж до плеча.