— Не поз… уф… не позволю! — вопит он, загораживая руками вход. — Не смейте! Я так долго… я всё для вас! а вы!.. острова!.. зима!.. неурожаи… Пирожки-и-и!!!
Кто-то толкает дверь изнутри, вынуждая Леона отступить. Бедняга борется изо всех сил, но по ту сторону двери стоит кто-то покрепче него. Наконец Леон сдаётся, и на пороге показывается Марлин.
— Что ещё здесь происходит? — сердито спрашивает он, упирая руки в бока и блестя стёклами зелёных очков. — Многовато гостей, вы не находите?
— Теодор! — ахает Брадан, расталкивая всех, летит вперёд и сжимает колдуна в крепких объятиях.
— Какой я тебе Теодор?! — ревёт тот, отбиваясь. — Я Марлин!
Но отбиться от такого, как Брадан, совсем непросто, даже если ты колдун.
— Ну конечно, — хохочет моряк, хлопая Марлина по спине мощной ручищей. — Чёрный Марлин, это ж твоё прозвище! Тебе, значит, сейчас больше по душе, когда тебя так зовут?
— Да отвяжись ты! — злится колдун и наконец отталкивает Брадана. — Это всё… это всё вы! — гневно указывает он пальцем на меня и Гилберта. — Я знал, что от вас не будет добра!
Я мало что понимаю, и судя по виду Гилберта, он тоже. Но тут в дело вмешиваются маленькие клыкастые.
— Теодор, Теодор! — вопят они и облепляют и ноги, и руки колдуна, и обхватывают за пояс, так что он не удерживается на ногах и падает, погребённый под этой кучей.
— Ой, быть беде, — тихо скулит Леон, сжавшись в комок у стены.
— Дети! А ну-ка назад! — повышает голос Ика и бьёт по котлу колотушкой.
— Мы соскучились! — вопят малыши, но всё же слушают старуху.
Марлин поднимается на ноги с искажённым от злости лицом, поправляет перекосившиеся очки.
— Вы все сейчас пожалеете… — его голос перехватывает от ярости.
Все отшатываются — кажется, даже клыкастые теперь понимают, что что-то пошло не так.
— Теодор — ничтожество! Если бы не я, его давно бы на свете не было! Я делал всё, что должен был он, но не смог.
Колдун делает шаг вперёд, и все мы дружно отступаем ещё на шаг назад.
— От этого никчёмного всего-то требовалось сидеть тихо и не высовываться, но в последние дни он чересчур засуетился. Думал отсидеться за моей спиной в плохие времена, а потом меня под зад ногой, да? Не выйдет! — оскаливается Марлин. — Никакой ему теперь воли! А вы все, неблагодарные людишки, разве не соображаете, что от меня больше пользы, чем от Теодора?
— Точно, точно, больше! — радуется Леон. — Я им всем об этом говорил!
— Знать не знаем никакого Марлина, — хмурит седые брови Ика. — Нам всем нужен Теодор!
— Теодор! — оглушительно подхватывают клыкастые.
— И мы за Теодором явились, — чешет в затылке Брадан. — Только я что-то уже мало чего понимаю…
Колдун глядит туда, где стоят Брадан и капитан Бартоломео, и его аж передёргивает.
— Подите прочь, — сдавленным голосом произносит он и потирает виски, будто вид моряков причиняет ему боль. — Леон, убери, убери этих двоих, они хуже всех! Или они уйдут, или случится что-то страшное… я ведь не отступлю так просто…
— Давайте разойдёмся! — умоляюще произносит рыбак. — Вы не представляете, на что способен Марлин в гневе! Учитывая, сколько всего на нём держится, я бы не рисковал его беспокоить!
В толпе проносится ропот.
— А я рискну, — говорит Гилберт, выступая вперёд. Голос его слегка дрожит. — Я слишком долго ждал возможности поговорить с Теодором, и теперь не уйду. И нечего меня пугать.
Лицо Марлина искажается. Он тянется к очкам, но рука его застывает будто в нерешительности. И в это время маленький Тео, которого не удержали бдительные взрослые, выскальзывает из толпы.
— Смотри, я достал для тебя камешек из тайного места, — звенит голос малыша.
Тео бесстрашно идёт вперёд, высоко держа в лапках синий осколок. В солнечных лучах тот вспыхивает глубоким, удивительно красивым цветом.
Марлин замирает.
— Бабушка сказала, ты болеешь, значит, тебя нужно порадовать. Смотри, какой он красивый! Это ведь твой любимый цвет, да? Как глаза у девушки, которую ты любишь.
— Тео, назад! — шепчу я.
Гилберт шагает вперёд, сжимая кулаки.
А Марлин вдруг неловким движением стягивает очки, отбрасывает их в сторону, не глядя, а затем медленно становится на колени перед малышом и обнимает его.
— Спасибо тебе, — шепчет он. — Спасибо, что напомнил…
Дальше было много всего. Был шум, и гам, и все обнимали друг друга и плакали, хотя при этом многие и не понимали толком, что случилось. Затем мы большой шумной толпой спустились с горы и заняли всю площадь, и всё место вокруг неё, и ветви дуба, и балкон гостиницы. Притащили помост, и на него немедленно взобрался Дугальд.