— Она — моя фея-крёстная, и я имею право знать, каким образом ты так прокололся, что она... — как тяжело вытолкнуть это слово, — ...погибла.
Он отводит взгляд, подтверждая мою догадку. Вот проклятье!
— Тебе по уставу и по Общей Идеологии не положено проявлять столько интереса к низшим формам жизни.
— Ты же знаешь, я любопытная.
— Тогда с тебя хватит, что она погибла наутро после того, как я ей подарил эту отвёртку. А подарил я её, чтобы попытаться её спасти. Не тело, но хотя бы душу. Но, чёрт возьми, ещё раз это пережить... Это просто нечестно!
— Эгоист. Даже сейчас думаешь не о ней, а о себе.
Он хмуро огрызается:
— От эгоистки слышу.
— Ты Повелитель Времени, — говорю. — Мог бы и тело спасти при большом желании. Но нет, проще подчистить «сложное событие во времени и пространстве», а потом сидеть и веками жалеть себя, любимого.
Он, забывшись, даёт мне с размаху пинка и тут же взвывает от боли:
— А-ау!..
— Ногу не отбил? — елейно спрашиваю я, пока он прыгает и держится за ушибленную ступню. Кто-то ничему не учится.
Впереди слышат его вопль. Ривер на ходу разворачивается и проходит несколько шагов спиной вперёд:
— Нет, ну вы только поглядите, они опять поругались! Хватит уже тратить время на фигню, — и, развернувшись снова, продолжает двигать к четвёртому блоку.
— Я тебя всё-таки переплавлю, — шипит Хищник. — Только попробуй ей проболтаться из женской солидарности.
— Хороший у тебя послужной список, — не могу удержаться в ответ. — Роза, Донна, Ривер...
— Заткнись!
— ...и кстати, всегда было интересно вот что. Ты мне про предсказание Каана говорил. Как так вышло, что он тебе утрату одного друга напророчил, а ты утратил двоих?
— В смысле?
— В смысле, кто тебе был более близким и преданным другом — Донна или Роза? Ведь её ты тоже тогда окончательно потерял, хотя мог оставить рядом с собой. Или кто-то хреновый пророк, или кто-то думать не хочет. Удобно отделался от двух проблем разом, удобно оправдался чужим пророчеством...
Второй пинок, и снова прыжки по асфальту на одной ноге. Он же сейчас идти не сможет. Я его на себе не повезу!
— Донне нельзя снимать блок с памяти, он и так не очень...
— А кто червей культивирует? Обследование участков мозга, отвечающих за память, и точечная инъекция в нужную область ядом червя. Последствия — небольшая парализация нервных клеток, выпавшая из памяти парочка часов. А ещё лучше, полная замена нейроткани на этом самом участке. Это и земляне смогут сделать лет через пятьсот. Даже если память Повелителя Времени останется в её мозгу, доступ к ней будет полностью отрезан чистыми клетками и никогда не восстановится. Шприц транквилизатора, в ТАРДИС, на операционный стол — и Ноубл снова с тобой. Уж пару часов амнезии она тебе как-нибудь простит.
Он смотрит на меня дикими глазами, такими характерными для данной регенерации.
— Тебе действительно не хватает протеза головного мозга, — говорю совершенно искренне. — Вечно думать за тебя приходится и неувязки вылавливать. При желании ты и Донну бы себе вернул, и Ривер. Но ты — эгоист и слюнтяй. И тебе нравится себя жалеть, в том числе публично. Это же так выгодно — можно перед новыми девушками соплю вовремя пустить, какой ты несчастный. Ты именно так с Мартой поступил, да?
Хищник испускает тихий рык. Мне точно светит судьба стать радиоактивными ложками в его столовой. Но кто его ещё морально отпинает, если не я? У Ривер язык не повернётся, остальные его плохо знают. А мне надо радоваться: несмотря на блок памяти, чему-то я на Земле всё же научилась, и оно крепко въелось. Раньше бы так пройтись по мозолям моего врага не вышло, а теперь буквально вижу бреши в его моральной броне. Приятненько, и от собственных нехороших мыслей отвлекает. Сделал гадость — в жизни радость.
— Докатился, — бормочет Доктор. — Своих друзей с далеком обсуждаю. Следующая остановка — психбольница.
— Тебе давно туда пора, — доверительно сообщаю я и, набрав скорость, отправляюсь догонять Ривер Сонг. Раз она скоро угробится, то надо взять максимум от общения с ней. Я ведь тоже эгоистка, просто на иной манер, чем Хищник. Кстати, если ему когда-нибудь захочется её спасти, с удовольствием помогу рассчитать операцию любой сложности. В отличие от некоторых, я своего далека в человеческом обличье так просто бы не отдала. Сейчас у меня нет необходимых ресурсов спасти Сонг, но я непременно обдумаю эту проблему в масштабах Империи.
Обязательно.
Когда помехи в моём приёмнике перестанут выстукивать морзянкой: «Ты, которая слышит. Ты поможешь нам? Ты поможешь нам? Ты поможешь нам?..»
Комментарий к Сцена одиннадцатая. *с особым приветом автору этого фанфика – http://ficbook.net/readfic/2660658 – он просто потрясный!
**«но»
***«весна»
====== Сцена двенадцатая. ======
Всё-таки это амариллы.
А больше сказать настолько нечего, что мы дружно молчим. Центральный зал четвёртого блока, где находится реактор, — сплошные джунгли. Вдоль стен выставлены горшки всех форм и размеров, и в них торчит такое, что подмосковный подснежник отдыхает. По полу вьются корни, по стенам — ветки, даже странно, как тут проходит разгрузочно-загрузочная машина*. Хотя, на первый взгляд, растения не дотягиваются до её механизмов, значит, вроде должна. Посередине, между реакторным «пятачком» и хранилищем отработанных твэлов, два главных героя: невысокие, до пояса Доктору, кустики с широкими и длинными цельными листьями и кирпично-красными восьмилепестковыми цветками размером с человеческую ладонь без пальцев. Их корни, самые багровые, и главное, чудовищно, диссонансно толстые по сравнению со стеблями, расползлись повсюду, переплетаясь и срастаясь с корнями экспериментальных мутантов. Те же красные корни уползают в нижние коридоры. Сначала на них-то мы и натолкнулись — и мне пришлось подняться с пола в воздух, а остальным перешагивать и порой даже перелезать через этих монстров. Ничего себе персонал под контролем, раз такое не замечает. После этого не удивляешься, что люди завтра не смогут даже внятно объяснить, сколько у них стержней защиты было в реакторе перед взрывом, а сколько поднято. Удивительно, что они cмогли ответить, как их зовут-то. Амариллы не только издеваются над памятью работников АЭС, но и нагло вросли в нижний трубопровод, по которому подаётся вода в реактор, и аккуратно, чтобы не повредить систему, тянут оттуда жидкость для себя и всей своей «биологической лаборатории». Но вот что мне непонятно. Куда все эти стволы и корни денутся после взрыва? Не растворятся же сами по себе. Ну ладно, доживём — увидим.
— Разве растениям не нужен свет? — озадаченно замечает Ривер, почёсывая кудряшки стволом бластера. Вторая рука занята тем, что так напугало Хищника некоторое время назад — её собственной звуковой отвёрткой.
— Нужен, — отвечает Фёдор.
— Учитывая, что они присосались к радиоактивной воде и что они умеют менять частоту энергии, как трансформатор… — вслух тянет Доктор. Я думаю в том же самом ключе. Радиацию едят, электричество воруют на производство биостимулирующего излучения, в освещении уже нет необходимости.
— Dis-donc, кто им принёс столько гераней и кактусов?
— Уборщица тётя Фрося, — фыркает Скворцов.
— Откуда такая осведомлённость, объясни-и?
— ТМД, выключи режим паранойи, это просто узкоспециализированная шутка советских учреждений, — хмыкает Доктор, замеряя что-то отвёрткой.
— Объяснение принято.
— А они нас точно не видят? — Ривер всё так же настороженно глядит на цветочки, похожие то ли на нарциссы, то ли на орхидеи, насаженные на лохматые змееподобные стебли.
— Если бы видели, — отвечаю, — ты бы уже не разговаривала, а проросла. Видишь голубые шарики в сердцевинках? Вот это — семена. И летят они со скоростью пули, если амариллам это надо.
А сама с неудовольствием замечаю, что цветки на кустах поворачиваются в нашу сторону. Чуют, гады. Чуют и пытаются разглядеть.
— Мари, — говорит Хищник. — Попробуй с ними поговорить.
— Comment, avec eux?!** — с перепугу Скворцова полностью переходит на родной французский.
— Oui, — кивает он в ответ.
Мари отступает на пару шагов.