— Прости, Доктор. Мне страшно.
— И всё-таки попробуй.
Без неё Хищнику действительно не организовать переговоры. В моих базах нет языка амариллов. Зачем архитектору язык давно вымершей расы, да ещё не умеющей строить? Вот и не загружала. И не факт, что ТАРДИС тоже его потянет. К тому же я не питаю иллюзий по отношению к галлифрейцу. Он тот ещё лжец. А наивная прямота Мари может сослужить хорошую службу при прямом эмпатическом контакте.
— D’accord***, — женщина осторожно протягивает руки к ближайшему багряному корню. — Господи помилуй, как на кровь похоже…
Скорее, на цвет спорово-вирусной массы, выделяемой сыпью, думаю я. Наверное, они состряпали эту гадость на основе какой-нибудь кори и своих собственных микроорганизмов-симбионтов. Как-то уж очень резво… Хотя — бионики. Как раз они на такое способны.
В нашу сторону развернулись и вытянулись уже все змееподобные «шеи» с головками цветов. Выглядит хищно и страшно. В мозгу не к месту крутится фраза из исторических хроник: «Мы называем себя амариллами. Бережное отношение — способ завоевать нашу дружбу. Но разрушение вызывает у нас лишь ненависть», — прямо скажем, не только ненависть, но и ответное разрушение. Что ещё могли подумать два инопланетных сорняка, загремев на планету с большим количеством травоядных животных, да ещё в индустриальный район? Кто-то осенью увидел необычные цветочки рядом с электростанцией, пересадил в кадку с целью сообщить экологам — вот, мол, выросло рядом с нашей АЭС, а вдруг влияние радиации, а изучите, что ли. Цветочки этим и воспользовались, придавив человеческий мозг телепатией, и всю зиму развлекались подготовкой к биологической революции. Даже ясно, почему мы когда-то не заметили и не отметили в отчётах пси-способности амариллов — они слишком слабы, чтобы контролировать наш разум, а мы слишком глухи к другим видам, тем более с настолько чужеродным мышлением, вот и признали факт псионики у жителей Альвеги незначительным. А они не иначе как псионикой перенесли семена из гибнущего мира во времени и пространстве на подходящую для заселения планету. Или вообще расшвыряли их по всей галактике.
М-да. «Незначительно». Пора избавляться от этого даледианского словечка. То, что сегодня кажется «незначительным», завтра или послезавтра может оказаться фатальным. Нельзя недооценивать противника.
Но всё же, куда после аварии денутся все эти дрова? Допустим, здесь-то сгорят, но в других помещениях, куда не добрался огонь? Люди очень скоро облазят четвёртый блок сверху донизу, включая помещения со смертельными уровнями радиации, и не смогут не заметить таких монстров. А в моих архивах по Земле об этом нет ни слова. Не растворились же альвегианские корешки от дезактивирующего раствора?
Мари тем временем решилась и положила руки на корень, так же, как недавно на сосну. Опустилась рядом с ним на пол.
— Она не облучится? — спохватывается Фёдор.
— Фон в пределах вашей нормы, — отвечаю я, глядя на дозиметрические показатели. — Предположение, всё радиационное излучение используется амариллами для фотосинтеза.
— Это уже радиосинтез получается, — хмыкает Доктор. — Чертовски интересно, как они это делают.
— Оторви черенок на образцы, — с милой улыбкой предлагает Ривер. Издевается…
Фёдор подталкивает её локтем и кивает на цветочки, которые начали поворачиваться к его жене. Сонг сменяет шутливое выражение лица на настороженно-хищное и направляет на кусты бластер. Доктор тут же хлопает широкой ладонью по стволу, заставляя его опуститься вниз. Эх, и зачем я позволила лишить себя оружия? Сейчас бы пригодилось.
Довольно жутковато видеть, как цветы «принюхиваются» к гуманоидной женщине. Умом понимаю, что мы для них невидимы и что я для них вообще неуязвима, но всё равно не по себе.
— Они знают, что мы здесь, — вдруг говорит Мари. — Они пытаются проникнуть в мою голову. Что мне им сказать?
— Что мы хотим переговоров, — отвечает Доктор, делая к ней несколько шагов.
— Они говорят, что если с нами живая машина, то они не будут разговаривать.
Все оборачиваются на меня.
— Почему? — спрашивает Хищник. Голос у него делается немного недобрым, явно из-за меня.
— Она угрожает. Она опасна. Она противоречит… Нет, не понимаю.
— Мы просто противоположны по мировоззрению, — поясняю. — У крайних биоников и крайних технократов всегда проблемы с контактом.
— Что ты им наговорила? — грозно сдвигаются седые брови.
— Я поставила ультиматум. Если они собираются модифицировать биосферу Сол-3 в течение двух суток, я их уничтожу в течение суток.
— Далек. Чёртов далек. Ты вообще по-другому умеешь?
— А зачем?
Ривер пристально смотрит на мужа:
— Сладкий, не хочу показаться грубой, но сейчас я согласна с позицией ТМД.
— Если честно, я тоже, — добавляет Фёдор.
— Пудингомозглые бараны! Они же последние представители своего вида!
— Это не даёт им права захватывать Землю.
— Но мы могли бы подобрать им другую планету, где не будет разумной жизни с технократическим мышлением, и уже это обсуждали!
Они спорят, а я пристально наблюдаю за Мари и амариллами. Они всеми цветками на неё смотрят. А она замерла совершенно неподвижно, и глаза стекленеют. Кажется, мы сейчас будем беседовать именно с ними, а не с ней. Уж дебаты они точно через неё слушают и что-то там в своих мозгах, то есть корнях, варят. Главный корень, видать, ещё не отрастили.
— Я согласна на пересадку амариллов на другую планету и отпущу их отсюда живыми, если они прекратят «распылять» и распространять мутацию среди растений, — как можно чётче проговариваю я, перебивая дискуссию. — Но все переговоры они будут вести только в моём присутствии, потому что я — единственная, кто имеет о них хоть какое-то представление.
— Откуда? — одними губами спрашивает Мари.
— В каталоге ксено-рас моей планеты содержится базовая информация об Альвеге. Правда, там обозначено, что планета разрушена, и довольно давно. Как вы попали на Сол-3?
— А почему ты на Сол-3?
— Я в изгнании, они меня приняли. Вы отпустите человеческую женщину, когда мы придём к соглашению?
Ривер нервно косится на Фёдора и меня:
— Лучше бы вам отпустить…
— Почему мы вас не видим?
— У нас неизвестные вам технологии темпоральной защиты, — отвечаю. — Повторяю, вы отпустите женщину целой и невредимой?
Они ещё с половину рэла думают, потом выдыхают её губами:
— Да.
Испугались. Мне бы тоже было страшно рассчитывать на один уровень цивилизации и внезапно налететь на совершенно другой.
— Как вы попали на Сол-3?
— Не знаем. Мы только знаем, что наша планета погибла.
Плохо, что не знают. Это зарождает в моей голове сомнения. Надо кое-что посчитать.
— Вы не имели права наводить здесь свои порядки, — вступает Доктор. — Это не ваш мир.
— Это не по тебе ездили вонючие ядовитые тарахтелки, — вдруг очень сварливо отзывается Мари.
Едва не хрюкаю от смеха. Очень меткое определение местного доисторического транспорта.
— Нечего было прорастать на обочине, — ворчит Фёдор.
— Здесь все наши сородичи молчат, как мёртвые. Мы просто хотели, чтобы нам было с кем говорить…
— Я вас понимаю, — я действительно их отлично понимаю. Столько лет прожить среди тех, кто улавливает любую твою эмоцию даже через поликарбид, дышать общими воспоминаниями — а потом оказаться среди низших, которые слишком примитивны для того, чтобы «слышать» их мозг. — Но моя нация не прощает ошибок, и я в том числе. Лучше вам принять предложение Доктора и убраться с Сол-3.
— У меня есть несколько планет на примете. Там вы точно никому не помешаете, — тут же подхватывает Хищник.
Амариллы довольно выразительно молчат. Потом вдруг выдают такое, отчего мы все отпадаем:
— У нас встречное предложение. Ты, с нездешней ДНК. Забери мужчину и женщину, и пусть они улетают к звёздам. А мы завершим преобразование планеты.
— Ошибка, — говорю. — Человеческая пара слишком стара, чтобы воспроизвести достаточное количество потомства. А ещё вы уничтожаете животных. Мы не сможем эвакуировать все виды.
— Мы не с тобой разговариваем, — отрезают милые цветочки. Да уж поняла, но иногда так сложно смолчать.