Руна Аруна
ВСЁ В ДЫМУ…
Эта книга родилась из крови, воздуха, сосновых игл, шороха крысиных лапок и истомленных утиных перьев. Глубоко признательный автор приносит свою искреннюю благодарность тем, кто способствовал ее рождению: Викингу Грею, Оскару Уайльду, Карло Коллоди, Лаймену Фрэнку Бауму, Рихарду Круспе, Тиллю Линдеманну, Йенсу Клеменсу, Лотару Зевальду, Тони Антогалидису, Роальду Далю, Стасу Михайлову, Владимиру Владимировичу, Федору Михайловичу, Августину Блаженному Аврелию и белым журавлям-стерхам Grus leucogeranus.
Все персонажи, страны и события в этой прекрасной книге вымышлены, а их сходство с кем-или чем-либо в нашем мире - не более чем обычное совпадение.
Автор использует тексты песен немецкой группы “Rammstein”: `Weisses Fleisch’, `Du riechst so gut’, `Reise, Reise’, `Stein um Stein’, `Der Meister’, `Asche zu Asche’, `Eifersucht’, `Zwitter’, `Los’, `Heirate mich’, `Spring’, `Benzin’, `Mann gegen Mann’, `Alter Mann’.
Война в Крыму - всё в дыму, ничего не видно
(Русская поговорка)
Людям, умеющим читать длинные фразы
и поднимающим головы к звездам
‘Der Krieg ist Schei?e und stinkt zum Himmel…’ [1]
R.A.
**1**
Четверговая личность донны Лючии называла себя Эрих и носила короткие клетчатые юбки. Ди, в общем, не возражал: обтянутые серыми гетрами икры домработницы аппетитно круглились, и будь он раза в два старше, непременно пал бы их жертвой. А так - каждый четверг Ди падал жертвой единственного кулинарного изыска, на который у Эриха хватало способностей: бурого цвета варево - “ирландское рагу по скотскому рецепту” - оживленно булькало в чугунке, дымными ароматами оседая на кружевных кухонных занавесках.
Четверговая личность донны Лючии считала своей родиной мифическую землю иров - Ирландию - и желала, чтобы к ней обращались “Ира Эрих”. Ди честно пробовал, но странные имена отказывались сочетаться, вязли на языке, требуя разъединения.
Пришлось наплевать на условности и вычеркнуть прямые обращения из вечерних рандеву с донной Лючией. Жаль, никак не удавалось заодно вычеркнуть из меню изрядно поднадоевшее рагу. Каждый четверг Ира Эрих по самые плечи нырял - или ныряла? - в печь, приговаривая: “Уж побалую вас сегодня вкусненьким. Хоть и скотский рецепт, но пальчики оближете!”
Ди так и не научился стряпать, терпеть не мог это пожирающее силы и время занятие. Если бы не донна Лючия, наверняка питался бы бичпакетами из ночной церкви - просто и сердито: залил водичкой, проглотил - и сыт. Да, и только ночной: после смерти родителей Ди возвращался в Резервацию как можно позже, стараясь в дневное время держаться подальше от дома.
И потому ни разу не видел церемонии приготовления рагу - только ел, шаря ложкой в теплом чугунке и устало жмурясь в темноту. И удивляясь: как это четверговая личность донны Лючии, отчего-то ратующая за вегетарианство, умудряется сварганить такое откровенно мясное блюдо? Мелкие кости похрупывали на зубах. Иногда попадались клочки шерсти - по-крысиному рыжеватой.
Четверги всегда были странными днями.
Ира Эрих появлялся из своего флигеля на два часа позже, и Ди, как правило, сталкивался с ним у порога - на выходе. Утреннее солнце расчерчивало разбитый во дворе газон светлыми полосами, а разбитые ступени крыльца - украшало яркими пятнами. Люрексовые полоски на красной клетчатой юбке Иры Эриха блестели, вспыхивая по изломам складок не хуже свечных огарков… Ди давно выкрутил все лампочки в доме, и донне Лючии приходилось покупать в Центральной Церкви свечи.
По четвергам и авианалеты случались на два часа позже. Переняв старинный евраравийский обычай раз в неделю держать церкви открытыми допоздна, ЗАД предоставляли летчикам возможность отдохнуть за шоппингом в кругу семьи… Или что там у них нынче было вместо этого круга? Последние десятилетия Ди не особо следил за гомо-и гетерометаниями Западно-Американских Демократий.
Все смешалось - и в доме, и в жизни. Вот и Ира Эрих, беззастенчиво обтягивающий гетрами выпуклые икры донны Лючии и открывающий всему миру ее подколенные венки и ямочки, уверенно считал свою юбку мужской одеждой. Он и название специальное ей придумал: “кильтык”.
И Ди, прекрасно помнивший, как жгли на кострах женщин, которые посмели облечь свои ноги в брюки, и отправляли на виселицы мужчин, к тридцати годам не зачавших потомство, хмыкал, фыркал и даже посмеивался. Про себя, конечно, - чтобы ненароком не обидеть разговорчивого четвергового Иру.
Эрих разбудил в Ди интерес - пусть слабый, но все же достаточный для того, чтобы снова чувствовать себя живым, а не собственной тенью. Интерес к народу, который называет себя “ира” - то ли старинным девчачьим именем, то ли гневом, то ли ветром. А может, и тем, и другим, и третьим одновременно? Интерес к способности Эриха выпаливать около трех сотен слов в минуту - Ди не поленился подсчитать, - ни на одно не получая от собеседника отклика и чувствуя себя при этом совершенно комфортно.