Ди не был в курсе, каким образом родителям удалось избежать и эвакуации, и переписи, и обязательной для греев регистрации. И, кстати, до сих пор не мог понять, что же потом напугало тетю Джулию и дядю Юури настолько, что они кинулись покупать шоколадки “Чарли” с выигрышными золотыми билетами. Никто ведь не целился в родительскую “Корову” специально, просто так сложилось, что одна из бомб угодила именно в это место и время…
- …время? - спросил Стерх.
- Извини, что? Я задумался.
- Что ты делал все это время? - повторил Стерх. - С тех пор как… остался один? Чем вообще занимаешься?
- В школе работаю, учителем. Работал… Сейчас каникулы. Заканчиваются уже… хм. - В этот момент Ди осознал, что вот-вот начнется новый учебный год и пора появиться в школе, разузнать что и как. И… что? И как?
Его растерянность не укрылась от Стерха.
- У меня две сестры было, - тихо сказал он, - совсем мелкие. В этом году в последний класс пошли бы… Ты в какой школе?
- В Западной.
- Я так и понял. Значит, в старой Резервации живешь. Что там сейчас?
- Ничего, - пожал плечами Ди. - Лес.
- И ты один?
- С домработницей. - Ди ощутил укол легкого раздражения. Какого хрена этот тип задает ему столько вопросов? И какого хрена он на них отвечает?
До ужаса проницательный Стерх встряхнулся и запустил руку в пакет с пывом.
- Последняя! - провозгласил он, выуживая чуть помятую банку. - Поделим?
Ди неуверенно кивнул. Он не помнил, что означало делиться последним: давние отношения, крепкую дружбу или обычную вежливость.
- Ты первый! - Стерх протянул ему банку. - Ну, чтоб море было пывом!
Ди аккуратно, стараясь не касаться жести губами, влил в себя ровно половину и передал пыво обратно.
Пустые банки Стерх сложил в пакет и парой быстрых движений смял его в бесформенный ком. “Видело бы это Никки, - подумал Ди, - удавилось бы с горя”. Андрогинная личность донны Лючии коллекционировала антикварные предметы быта. Ди не сомневался, что грязные банки из-под “Эсмарха” - настоящее сокровище.
- Что? - спросил Стерх, заметив улыбку.
- Моя домработница скупает в Гале всякий хлам довоенного времени.
На это Стерх качнул головой - то ли одобряя, то ли осуждая, Ди не был уверен. А вскоре они выбрались из руин, Стерх довез Ди до Центральной Церкви, рядом с которой тот припарковал свою машину, и они распрощались, договорившись встретиться в субботу и пообедать вместе. День выбрал Ди: все равно Фрума-Двора готовит одни бутерброды, да и то - после захода солнца.
Ди успел вернуться до бомбежки, не пришлось загонять “Ягуар” в лес, пережидая вечерний авианалет. После той, первой, недели с донной Лючией Ди еще не оказывался дома до темноты. Словно почуяв его приближение, безымянный бес, запертый в гостевом флигеле, завыл с удвоенной силой, даже беруши не помогли. Ди разобрал что-то вроде “Стена! Эс-стена-а-а!”, потряс головой и поспешил укрыться в спальне.
До полуночи он сидел в кресле у окна: сначала - прислушиваясь к далекому вою и взрывам фугасов, приглядываясь к вспышкам и заревам в городе, потом - бездумно пялясь в умолкший, уставший мрак. В полночь включил на кухне разогрев печи, нашарил на заднем крыльце лом и побрел к флигелю, чтобы выпустить Никки.
- Почему ты меня все время запираешь? - дулось Никки. - А окна за каким бесом заколачиваешь?
- За тем, что приходит во вторник, - буркнул Ди.
- Он еще шутит! - Никки всплеснуло руками. - Голодный, небось? Вот будешь теперь сидеть и ждать ужина. А мне еще печь разогревать, между прочим!
- Я ее включил.
- О? Сделаю паэлью!
И, не дожидаясь, пока Ди оторвет доски, которыми крест-накрест заколотил ставни, Никки поскакало к дому.
В четверг и пятницу Ди обедал в ЦЦ, в той забегаловке, где познакомился со Стерхом, и поймал себя на том, что скользит рассеянным взглядом по бурлящей вокруг толпе, цепляясь за все, что хотя бы отдаленно напоминало бордовый цвет.
Подивившись собственному интересу, Ди пришел к выводу, что этого следовало ожидать. Грей не может долго находиться в одиночестве. Тетя Джулия просто на дерьмо изошла, когда поняла, что Ди не станет эвакуироваться. И - странное дело! - Ди мог бы поклясться, что, когда нарисованный помадой тетин рот безостановочно выплевывал слова упреков и убеждения, он видел в ее глазах некое облегчение. Наверняка показалось.