- Ну, оружие есть какое-нибудь?
Помотал головой.
- А в машине? Бита хотя бы? Монтировка?
Помотал снова.
- Ты даешь. Ладно. - Стерх поднялся на ноги. - Тогда тем более держись рядом. Пить будешь?
Вдоволь наглотавшись отдающей аммиаком воды, Ди кое-как отряхнулся и умылся. Гуманитарные бутылки наполняли здесь же: из прохудившихся труб, заткнутых кусками полиэтилена и тряпками, охотно капало и даже бежало ручейками.
- Держи, - Стерх сунул ему во влажные ладони перевязанные ленточкой фломастеры. - В карман положишь. Нагрудный есть?
Ди, как всегда, щеголял вытертыми добела голубыми джинсами и мешковатой рубашкой из плотного светло-серого денима - другой одежды он не признавал. Нагрудных карманов имелось целых два. Куртка, похоже, так и осталась валяться на капоте, куда он сбросил ее, меняя колеса. Да и хрен с ней, дома по шкафам висел еще десяток точно таких же: греи чрезвычайно консервативны в одежде и, раз выбрав набор предметов, по возможности следуют ему всю жизнь.
Вопреки ожиданиям Ди, Стерх замыкал шествие, а первыми по заброшенной платформе двинулись Элли с Тотошкой. Под ногами хрустели какие-то стекла. Ди нагнулся, пытаясь рассмотреть.
- Люстры били, - объяснил Стерх. - Здесь раньше было электричество.
- Специально разбили? - удивился Ди. - Зачем?
Ему вот и в голову не пришло просто-напросто перебить люстры и светильники в своем доме. Вместо этого он провел несколько часов, выкручивая лампочки вручную и почти вслепую: тщательно прикрывая глаза, чтобы не видеть родительские вещи, родительские портреты на стенах, родительскую кровать.
- Художники. - В голосе Стерха отчетливо звучало презрение. - Им не нужен свет.
“Мне теперь тоже”, - подумал Ди. И решился спросить:
- Какие они?
- Кто? Художники?
- Да. Я читал старые хроники, довоенные. В том числе бумажные.
Он не просто читал - он видел настоящие картины. Да что там видел - в подвале дома Ди хранились целые коллекции антикварных полотен, вставленных в деревянные и пластиковые рамы. Тетя Джулия и дядя Юури, кстати, перед эвакуацией свезли свои картины в его подвал. Ди заглянул в один из ящиков: те же рамы, те же холсты, зачем-то пересыпанные старой стружкой. Надо бы съездить к их дому, проверить, как там и что… Заодно подпитать тень - она наверняка ослабла…
- В них все неправда, одни псаки, - убежденно говорил между тем Стерх. - Ты же сам учитель, знаешь, как в учебниках переписывают прошлое. Художники с самого начала были вне закона, просто им послабления делали.
Ди знает. А еще он знает, что Стерху промыли мозги, и пока не видит смысла раскрывать ему глаза. Пусть верит, что художники всегда размалевывали стены и никогда не касались грунтованной поверхности доски или холста кистями из животного волоса. Тем более что нынешних лишь стены и интересуют.
- Что вы с ними делаете?
- Тебе не понравится, - покосился на него Стерх.
Откуда-то повеяло свежим воздухом - выход недалеко.
Сказать по правде, Ди мог бы и не задавать вопросов о судьбе художников. В школе постоянно бубнило орадио - а в учительской даже не приглушалось. И он действительно изучал старые хроники: охоту на художников объявили в самом начале войны, когда один из первых же авианалетов положил конец Музею современного изобразительного искусства.
Его плоская крыша была украшена идеально прочерченными светящимися кругами семи известных цветов и обсажена карликовыми голубыми елями - инсталляция знаменитого в те времена художника С.Никакиса. По словам автора, гигантская мишень должна была обозначать готовность землян принять в дружеские объятия новые расы, а невысокие пирамидообразные деревья с сизыми иголками по кончикам ветвей - толерантность и одновременную решимость противостоять любой агрессии. Верхушки елей гнулись под тяжестью человекообразных фигурок разного толка - но непременно растопыривших руки-ноги и густо облепленных мелкими осколками битых зеркал.
Стряхнуть весь груз бетонобоек именно в этот вызывающе зазывающий предмет искусства, сверкающий в ночи всеми красками радуги, отказался бы только ленивый. А первые летчики ЗАД и США к тому же горели энтузиазмом отомстить за поруганную честь: маленькие, но, как полагается, гордые островитяне в самых нелицеприятных выражениях не пожелали присоединиться ни к американской демократии, ни к аравийской соединенноштатии, а высказали твердое намерение вступить в ряды Несогласных.
“Уж вступили так вступили”, - прокомментировал тогда папа. И мама, пряча от Ди глаза, предложила временно перебраться на Большую землю. Однако к этому времени ведущий туда Мост Свободы уже оккупировали Прыгуны. Их главный проповедник Финн Жюст вовсю торговал утяжелителями в виде деревянных солдатиков со свирепыми лицами и набитыми свинцом ранцами и животами.