Ди склонялся к мысли, что загадочные иры не были ни женственны, ни злы, ни ветрены, а просто излишне болтливы. И в их вряд ли когда-нибудь существовавшей Ирландии воздух непрерывно звенел и жужжал, не зная тишины.
Однако, хотя сам Ди и предпочитал тишину, четверговая личность донны Лючии ему, скорее, нравилась.
Если по справедливости, то и ужин был ничего, и икры - привлекательными, и голос донны Лючии гудел симпатичным мягким баритоном. Утром, за те несколько минут, что Ди проходил от дома в гараж, садился в машину и откидывал верх, Ира Эрих успевал сообщить, что приготовит к вечеру рагу; что проклятые скоты - жители такой же мифической, как и Ирландия, Скотландии - умудрились испортить рецептуру, но Эрих ее подправит, и хозяин останется довольным; но чтоб все съел, а то вон какой худенький!
Да, Ира Эрих служил источником некоторого позитива.
В отличие, скажем, от понедельничной личности донны Лючии, когда домработница превращалась в Настасью Филипповну и ходила по дому, не выпуская из рук топора. Инструмент - или следовало считать его оружием? - мешал ей управляться со своими обязанностями, но зато Настасья Филипповна прекрасно поддерживала в порядке газоны. Приладив топорище к безжалостно затянутой корсетом талии и каким-то образом подоткнув туда же пяток накрахмаленных нижних юбок, понедельничная личность донны Лючии часами вышагивала за газонокосилкой или ползала по траве, подравнивая ее хирургическими ножницами и подметая бахромой унылой узорчатой шали.
Рычание газонокосилки, хищное щелканье стальных лезвий поначалу будили спящего Ди, и он одно время подумывал вообще избавиться от донны Лючии или хотя бы дать ей выходной по понедельникам. Но потом успокоился, привык, перестал спросонья вскакивать к окнам… Да и кто бы тогда занимался газонами?
К тому же, Ди нравились “барашки” - так называла Настасья Филипповна пышное имбирное печенье, которое таяло во рту. Почему “барашки” - этого он уразуметь и не пытался: внешний вид печенья больше напоминал усыпанный кунжутом крестик, состоящий то ли из серпа и топора, то ли из косы и гаечного ключа. Но вкус и правда - изумительный. Это несколько примиряло Ди с понедельничной личностью донны Лючии.
Несправедливым было бы роптать по поводу домработницы всерьез: его ведь сразу предупредили.
Когда Ди нашел наконец то, что искал, главврач - лечащие давно отказались от столь безнадежного случая - честно пытался его отговорить. И даже предлагал устроить официальную ярмарку, прослушивание - ну, на худой конец, собеседование. “Больница крупная, - кипятился он, - эйчарщики наши - лучшие в своем деле. Мы вам обязательно кого-нибудь подберем!”
Ди, не успевший привыкнуть к терминологии последних десятилетий, только моргал. Но на своем стоял твердо: или списанная в крыло беспросветников донна Лючия, или никто. Ну и что, что ее случай совершенно не поддается лечению? Он же не собирается лечить бедную женщину. Наоборот: Ди даст ей работу, предоставит все удобства, поселит в уютном гостевом флигеле, подарит долгую, мирную, полную нового смысла жизнь… Чего еще желать пожилой донне, не видевшей ничего, кроме обшарпанных стен психиатрической лечебницы?
“Но диссоциативное расстройство личности, мистер Грей! - восклицал главврач. - Их много! Множество! Тьма! Совершенно! Разных! Личностей! Не меньше семи! Как вы намерены с ними справляться?” Ди слабо морщился от обилия незнакомых слов и продолжал настаивать на своем, параллельно размышляя о том, что расстройство - это все-таки деление натрое, а семь - не просто не три, а почти в два с половиной раза больше…
Пока не услышал о явном соответствии личностей донны Лючии дням недели: они хоть и разные, но более суток никогда не задерживаются. Это все упростило: жить по дням недели, как все люди, Ди научился аж в раннем детстве.
Донна Лючия досталась ему в пятницу - день, когда в утренних авианалетах попадались молитвенные коврики, а вечерние - с удвоенным усердием концентрировались вокруг джума-масджидов. Ди не удивился бы, будь пятничная личность донны Лючии приверженцем ислама, но она оказалась любителем баскетбола. Высоким. Строгим. Чернокожим.
- Феликс, сэр, - уронила донна Лючия рокочущим басом и протянула Ди сухую твердую ладошку. На запястье синели круговые отметины от наручников или веревок. Ди поднял брови. Главврач ответил искренним и чистым взглядом.