Вишневый "Тяпнирог" донны Лючии вкатился в гараж далеко за полночь. Ди поднял голову от наколенного монитора, от которого пытался добиться вменяемой карты мира. Буратино упорно сопротивлялся, щербато улыбаясь и подсовывая ему атласы местных дорог и спутниковые снимки двухсотлетней давности. Пора делать перерыв.
Когда донна Лючия ввалилась в кухню, он медитировал перед распахнутым шкафчиком, устало делая выбор между чаем одним, чаем другим и чаем сто двадцать пятым. Только Никки могло бы разобраться в этой феерии разномастных коробочек и баночек, им же, кстати, и притащенных из Гали. Голос Никки Ди и услышал, вслед за нетвердым стуком каблуков:
– Прр-ривет!
И тут же, без паузы, герр Линденманн пророкотал тягучим баритоном:
– Ос-стор-рожно…
Донна Лючия была пьяна. Нет, не так: она надралась в стельку. Как сапожник, или кто там занимается стельками. Ди захлопнул шкафчик и отошел к стене, не очень понимая, как реагировать. По запаху он мог бы сказать, что в домработнице плескалось много литров забегалочного пыва, разбавленного чем-то покрепче – вероятно, дешевой водкой. Каким образом донне Лючии удалось доехать до дома без происшествий, оставалось загадкой.
– Пр-рошу пр-рощ-щения. – Герр Линденманн икнул и обрушился на ближайший табурет.
– Все кру-у-ужится, – капризно протянуло Никки, пытаясь нахлобучить платиновый парик обратно на голову.
– Зиленцорн? – попробовал Ди.
Оставив парик, донна Лючия с трудом сфокусировала на Ди мутный взгляд.
– Бедняжка, – всхлипнуло Никки.
– Он скучает, – подтвердил герр Линденманн. Из кармана расписанных восточными огурцами галифе показался знакомый носовой платок – белый в коричневую клетку. Донна Лючия оглушительно высморкалась и снова икнула. – П-пардон.
– Что это с вами? – Ди окончательно растерялся.
– Мы напились! – гордо заявило Никки, взмахнув рукой, и от этого нехитрого движения чуть не свалилось с табурета.
– Аккуратнее, милая, – мурлыкнул герр Линденманн. И зевнул так, что щелкнули челюсти. – Пардон. П-пож-жалуй, нам пора.
– Стоять! – отмер наконец Ди. – Сиди здесь.
В аптечных комнатах он быстро отыскал коробку здоровенных шприцов и нужные ампулы. Через час мокрая, бледная, взъерошенная донна Лючия сидела на том же табурете, виновато ворочая покрасневшими белками из-за края гигантской чашки с синтетическим молоком. У домработницы подергивались пальцы и уши, чернели подглазья и синели искусанные губы, но в целом Ди нашел ее состояние удовлетворительным для проведения немедленного допроса.
– Ну и? – озвучил он наболевшее, прихлебывая кофе, сварить который, кстати, заставил донну Лючию: по большому счету чтобы определить границы остаточной дезориентации.
– Простите нас? – пролепетало Никки.
– Где остальные? – спросил Ди, игнорируя глупую просьбу. – Зиленцорн, например?
Донна Лючия откашлялась и неожиданно продекламировала, почти пропела:
– Ich hab den Kopf ihm abgehackt!
Ди поперхнулся кофе.
– Что значит "отрубил ему голову"? Зиленцорну?
– Герр Линденманн шутит! – воскликнуло Никки. И прошипело, закатывая глаза: – Enttausch mich nicht! [9]
– Да прекратите уже, – не выдержал Ди. – Вы оба меня разочаровываете. Где Зиленцорн? И почему вы явились в таком виде?
– Мы ездили за поку-упками. Кое-что для дома, по мелочи. И шубу, на заднем сиденье в машине осталась, надо сро-очно забрать.
Если бы Ди не поставил чашку на блюдце, он бы снова поперхнулся. Шубу?
– Шубу, – повторил он, барабаня пальцами по столешнице.
– Из у.е., – пояснило Никки. – Настоящий винтаж. Можно я буду хранить ее в погребе? Там прохладно. Мех требует определенной температуры.
Ди глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Никки. Что такое у.е.?
– Убитые еноты, конечно. А что? Между прочим, хороший мех, один их лучших, всегда в моде, и шуба почти неношеная. Ах, я обож-жа-аю Га-алю! – Донна Лючия закатила глаза.
– Ладно. И зачем тебе шуба?
– Так мы же это… плывем.
"Это" Ди уже слышал, от Ардагана. Но теперь он понимал, о чем речь. В Гале, несомненно, только об этом и говорили. Проклятые художники, бла-бла-бла, подрыли остров, бла-бла-бла, он дрейфует, мы плывем. Но почему еноты?
Похоже, последний вопрос он произнес вслух, поскольку немедля получил ответ. От герра Линденманна. Шуба необходима потому, что они плывут на север. Вернее, мы все туда плывем, а там чрезвычайно холодно, поэтому долг каждого мужчины – обеспечить свою женщину теплым мехом. Разумеется, они в курсе, что никто не выживет, потому что на Северном полюсе минусовые температуры, замерзает даже вода, и люди погибают от жажды, еще до того как успевают заморозиться насмерть. И нет, шуба не продлит их страдания – она позволит прекрасной Никки окончить свои дни достойно, в тепле и комфорте, а не "прилипнув голой попкой к уби-и-ийственному льду".