"А как наш мальчик справляется в лесу?"
Дориан до смерти перепуган, его мир рушится, а мама сует сыну в руки походную аптечку. Папа, подпустив в голос вины и печали, объясняет растерянному ребенку новые слова: "банкротство", "безденежье", "самообеспечение". Шеи Зеленых Человечков ломаются неожиданно легко, а не успевшая остановиться кровь оказывается теплой и вкусной. Их жалко, но Дориан быстро находит выход: он будет помогать слабым и больным, прекращая их страдания в этом жестоком мире.
"Хорошо ли наш мальчик разбирает цвета?"
Дориана водят по музеям, Дориану дарят толстенные альбомы по искусству, для Дориана папа коллекционирует антикварные картины, экзотические маски со всего света, расписную посуду, мозаику и витражи. От красок рябит в глазах, но мама оборудует для Дориана "рабочий уголок" – в самом сердце домашней картинной галереи. И через некоторое время его собственное сердце начинает трепетать: как же восхитительно умение создавать объемные изображения на плоской поверхности! – и болезненно сжиматься: как жаль, что ни один грей, кроме легендарного Джонни, не способен рисовать!
"Видит ли наш мальчик устройство этого мира?"
Дориан не вылезает из библиотеки. Помимо растущих гор книг, а позже – аудио-, видео- и прочих файлов на все более усовремененных и усовершенствованных носителях, там появляется пара удобных диванов и кресел. Мама приносит и подушки, и одеяла, катает из кухни специальный столик с завтраками, обедами и ужинами. Из всех человеческих наук Дориану больше всего нравится геометрия, но папа строго убеждает его в необходимости досконально изучать физику и астрономию.
"Наш мальчик понимает, что он – как мы?"
Дориан днем и ночью слушает о славном прошлом греев. Мама сменяет папу, даже тетя Джулия и дядя Юури, традиционно наезжая по вторникам отобедать, пытаются помолоть языками. Мораль всегда одинакова: если с тобой случится нечто подобное, поступай только так, а не иначе. Ни к чему тратить время на обдумывание проблемы, когда у тебя есть готовое, опробованное решение. Как и все греи, ты – именно такой как есть и никогда не изменишься.
Одно поколение людей занимает место другого. И еще. И еще. Много раз. Бумажные письма выходят из моды. К чему пачкать руки чернилами или сбивать пальцы на клавишах, ведь появляется радио, телефон, виртуальная связь. "Наш мальчик" вырос, его устроили работать в школу.
Последнее письмо проштемпелевано тускло, но Ди удается разобрать год. Вот примерно тогда родители убедили его, что полностью от людей отгораживаться нельзя. Следует изучать их историю, все ее версии. И особенно – историю изобразительных искусств. Человечество ходит по кругу. Сегодня на художников охотятся, завтра – снова будут целовать им руки и ноги. Ты не должен отрываться от действительности, Дориан.
"Осталось не так много времени. Не пора ли нашему мальчику стать самостоятельным?"
"Все ли предусмотрено? Мы не должны допустить ни малейшего промаха".
"Вы уверены, что он справится? Не хотелось бы торчать здесь еще миллионы лет".
"Может быть, до поры положим нашего мальчика в спячку? На полюсах мало кто бывает, особенно на Южном".
На полюсах мало кто бывает… И теперь на Южном окажется целый Крайм. Остров, полный ненужных, оказавшихся лишними людей. Отработанных пешек в долгой чужой игре. И все – как всегда! – ради нашего мальчика Дориана.
Он тоже должен отработать свое, отыграть расписанную заранее роль. Вскрыть пространство, чтобы утомленные игроки вернулись наконец туда, откуда случайно попали в чужое место и время. Наш наивный талантливый мальчик – всего лишь инструмент, ключик для отмыкания непредвиденно закрывшегося замочка. Он вовсе не "как мы", он – "для нас". Слепое орудие.
Так некстати прозревшее.
Так не вовремя обретшее разум.
Осознавшее собственные желания.
Научившееся обдумывать проблемы.
И находить свои, не опробованные другими греями, решения.
**37**
– Я приведу тебе новое тело. Любое, какое скажешь.
Настасья Филипповна задумчиво взвесила топор в руке и опустила, так и не сделав попытки обрубить ветку, к которой примеривалась. Рукоятка была обмотана гипсовым бинтом.
"Неплохо, – подумал Ди. – Гораздо надежнее, чем скотч". Он разрешил донне Лючии брать в аптечных комнатах все, что та посчитает нужным. Домработница сдавала. Хромота ее усилилась, голова мелко дрожала, а пальцы постоянно шевелились, словно перебирая невидимые струны.
– Так что? Скажи мне.
– Не понимаю, о чем вы, мистер Грей. В чем я провинилась?