И самых безжалостных. И самых решительных. В том числе – в решениях, которые принимал за других. Опробовал для других. Например, для некоего послушного мальчика. Они ведь все это делали, правда? Все эти… отправители писем. Имени Джонни на конвертах нет, но у Ди хорошая память: его нынешний гость был лучшим папиным другом.
– Я хотел бы поговорить с твоим Зиленцорном наедине. Ты не станешь возражать?
– Не стану, если поделишься своими догадками.
Джонни послал ему странный взгляд.
– Твои так называемые родители, Дориан, не справились с возложенными на них обязанностями. Они слишком хорошо обучили тебя не тому. Ты споришь со старшими и ставишь условия тем, кто априори сильнее тебя.
– Ошибаетесь, Джонни, – вернул ему Ди вчерашнюю реплику. – Они справились. "Не тому" я обучился самостоятельно.
Тот расхохотался. Фальшиво. Неубедительно.
– Сдаюсь. Вдруг ты рассердишься и лишишь меня душа! Или захочешь посмотреть на мое обнаженное сердце.
И опять это странный, испытующий взгляд.
– Почему ты все время называешь их "так называемыми"? Они ведь мои родители?
И Ди с удвоенным остервенением завозил шваброй по полу. Он смертельно устал и все с большим трудом выдерживал напряжение последнего часа – с тех пор как Джонни принялся вытряхивать из него информацию о донне Лючии. Пора получить что-нибудь взамен.
– Я говорил, что тебе не понравится ответ, Дориан. Лучше оставим их в покое.
– Нет.
– Нет. Ясно. – Джонни вздохнул. – Но помни: ты сам напросился.
Ди сглотнул вставший в горле комок и уверенно кивнул. Он выдержит любую правду.
– Если коротко: в этом мире у пары чистых греев не бывает детей. Возможны лишь переводки. С людьми.
Пауза. Кивок.
– Открыть проход способен только чистый грей. Никто не хотел жертвовать собой. Все хотели домой.
Пауза. Кивок.
– Каждый дал свой генетический материал. Кроме меня. Мне было все равно. Они сделали тебя в этом доме. В лаборатории.
Пауза. Кивок. Дориан Грей поднимает голову и растерянно смотрит на Джонни Грея неверящими глазами.
Но Ди не видит Джонни. Потому что Ди – взрослый, самостоятельный, сильный – плачет.
**40**
Сбылась очередная детская мечта. Легендарный Джонни Грей утешает льющего горькие слезы Дориана. Неважно, кто и чем его обидел. Важно, что героический Джонни готов ради Ди весь мир перевернуть. Впрочем, такое всегда быстро проходит.
Ди высвободился из объятий Джонни, утерся рукавом – то есть размазал утиное сало по соленым щекам – и решительно подхватил оброненную швабру. Он убирается в доме и намерен довести это малоприятное занятие до логического конца.
Когда донна Лючия приковыляла на кухню, чтобы озаботиться ужином, Ди и Джонни еще не проснулись. Они вылизали пол дочиста, смолотили все, что нашли съестного в холодильнике и печи, сожгли злосчастную бочку на заднем дворе и наговорились до хрипоты.
Прежде чем забраться в кровать, Ди по привычке снова ополоснулся в душе, а потом не удержался, вышел из спальни и, перегнувшись через перила, бросил взгляд на первый этаж, в гостиную. На диване действительно сопел Джонни Грей! И жемчужные волны его прекрасных волос ниспадали до самого пола. Ди иронично потряс головой, прошипел: "Ай, майдан!" – и по-каратарски хлопнул себя ладонью в лоб.
Он спал мало и плохо, поднялся, чувствуя себя совсем разбитым, и долго держал голову под струей холодной воды. Черт бы побрал все на свете, а в особенности – его самого. Неудавшегося гомункулуса, некстати взбунтовавшуюся отмычку.
Донна Лючия грохнула чем-то в кладовке, Джонни в гостиной шумно перевернулся на другой бок, а Ди спустился по лестнице, пальцами расчесывая влажные пряди.
Die Wahrheit ist ein Chor aus Wind…
Kein Engel kommt um euch zu rachen…
Diese Tage eure letzten sind…
Wie Stabchen wird es euch zerbrechen…
"Истина – это хор ветра… Ни один ангел не придет за вас отомстить… Это последние ваши дни… Словно прутья, вас сломает…"
Он уже слышал эту песню – летом, когда виделся со Стерхом в последний раз. На донне Лючии тогда был несуразный голубенький фартук, и она разбила что-то фарфоровое. Да, именно в тот день Ди ушел спать, а с кухни в его уши ввинчивался один из голосов Зиленцорна.
– Я нашел для тебя выход, – вполголоса сообщил Ди, когда бес появился в дверях с какими-то жестянками в руках. – Положи это, сядь и слушай.
Тот слушал ровно минуту, а потом взвыл, запустив в деревянную столешницу вылезшие от волнения когти, и затряс головой в категорическом отказе.