Широко улыбающийся Стерх шаркнул ногой по стене, стирая написанное с ошибкой матерное слово, и вдруг облапил Ди обеими руками, с силой прижимая к себе:
- Привет, дружище!
Тот, ошарашенный, обмяк в объятиях, не совсем понимая, как реагировать. Стерх отстранился, продолжая крепко держать Ди за плечи. И лыбиться во весь рот. Скол на переднем зубе коротко блеснул, отразив солнечный луч.
- З-здравствуй.
- Ты отработал? Свободен? Пыво пить поехали?
Уроки закончились, и Ди собирался посидеть в бывшем кабинете труда, почитать о судебных процессах довоенных времен. Его интересовало, когда именно убийство охотником художника перестало считаться преступлением и каким образом правительство тогдашнего Прокуратора оформило это юридически. Стерх появился очень кстати - Ди уже подумывал снова отправиться его искать, но, если честно, опасался нехороших приключений.
Вскоре он уже сидел на грохочущем мотоцикле, подпрыгивал на особо высоких кочках, неловко держа сгруженные ему в руки жестяные банки и периодически стискивая колени, чтобы не вылететь. В этот раз Стерх повез его в бывший тавропыльский ЦПКиО, разбитый поверх старого кладбища. Теперь здесь, в напрочь разбитом уже снарядами парке, снова хоронили.
Они проехали какую-то рощу, некогда высаженную красивыми рядами, а нынче сиротливо зияющую провалами, скалящуюся в весеннее небо острыми обломками срезанных взрывами деревьев и верхушками редких каменных плит. Стерх выждал, пока Ди спустится и подберет выпавшее пыво, после чего откатил мотоцикл в сторону, прислонив к иссеченной осколками березе.
- Подножку сорвал, - объяснил он в ответ на вопросительный взгляд. - А боковую с осени поставить не соберусь.
- Что это за ямы? - Ди обвел глазами бескрестные, но явно кладбищенские окрестности.
- Могилы, - равнодушно отозвался Стерх.
- Раскапывали, что ли?
- Та не, камни могильные вынимали. Тут их раньше тыща была, а осталось сотни три. Это каратарское кладбище, на них крестов не бывает. Ну, за встречу! - Стерх отсалютовал вскрытой банкой “Эсмарха”.
- А камни где? - Ди все не мог успокоиться.
- Так Мост же строили. - Стерх, похоже, удивился. - Камни со всех кладбищ свозили.
И Ди почти восхитился - в очередной раз - непредсказуемой бессмысленности человеческих поступков. Он недавно на уроке истории пытался объяснить ученикам - и заодно себе - логику давних событий. И, кажется, был не совсем убедителен.
Сначала, когда Крайм отделился от Большой земли, по границе пытались выстроить стену. Но довольно быстро выяснилось, что не хватает ни материала, ни рабочих рук, ни должного энтузиазма. Тогда ямы, вырытые под фундамент, объединили, превратив границу в широченный ров и наградив его соответствующим именем - Перекоп.
Еще позже братья Кологривские, Якуб и Нисон, официально сменив фамилию на Перекопские, устроили очередной переворот - Великую Перекопскую Революцию. Перекоп залили водой, развернув попутно пару крупных рек и превратив полуостров в остров, а затем построили через нелепый проливчик Мост Свободы - чтобы продолжать сообщаться с Большой землей. Вот куда ушли могильные камни, собранные для так и не построенной стены.
Сторонники же полного отделения Крайма от остального мира, Прыгуны-Несогласные, подстрекаемые Финном Жюстом и утяжеленные его деревянными солдатиками, обрушили Мост, случайно попав своими скачками в резонансную частоту.
Конечно же, тогдашнему Прокуратору пришлось изворачиваться, заверяя всех, что так и было задумано. Дескать, лозунг Прыгунов “Кто не скачет, тот - какол!” не имел в виду ничего оскорбительного, а всего лишь подразумевал страдающих диареей и дизентерией. И Прыгуны таким образом выражали заботу о тех болезненных гражданах Крайма, чье слабое кишечное здоровье не позволяло им часами скакать в плотной толпе, держа в обеих руках тяжеленных солдатиков, нашпигованных свинцом.
Ди, кстати, уже тогда нашел в какой-то древней энциклопедии краткую статью о происхождении и значении этого странного слова. Утверждалось, что “какол” этимологически никак не связано с функциями живого организма, а берет начало из древнепатрицианского cuculla, или, по-нашему, куколь - “капюшон”.
Ругательным же оно стало потому, что преступники, которых везли на суд или к месту казни, от стыда натягивали на лица капюшоны своих одеяний. И в той же энциклопедии, в другой статье, было написано, что фразеологизм “разобрал меня какол” означает “страдание поносом, в т.ч. и словесным”.
Как бы там ни было, а проповедник Финн Жюст, отпевавший Несогласных, утонувших в Понтовом море, рассуждал много и громко. В частности, о том, что игрушечные солдатики издревле являются символом славных героев, павших под градом свинца в боях за Отеческую Матерьщину. И о том, как повезло погибшим уйти на дно, не выпуская из окоченевших рук памятные сувениры.
“Слава Крайму, и вечная слава героям!” - так закончил Жюст пламенную речь. Что не помешало собравшимся стянуть его с трибуны и линчевать прямо среди свежих могил. Поговаривали, что толпа столь щедро наградила проповедника теми самыми солдатиками, что их свирепые деревянные лица выглядывали из всех отверстий его обрюзгшего тела.
Выживших Прыгунов запретили, всяческих Несогласных - тоже, а вместе с ними утратили смысл и Несогласные с Несогласными. Полулегальные футболки с перечеркнутым изображением Финна Жюста и надписью “Мы не скачем!” постепенно вышли из моды, нашумевший роман “В поисках резонансной чИстоты” был разгромлен критиками, изъят из магазинов и вычищен из краймского Буратино. А поскольку к тому времени Буратино был уже отрезан от Всемирной Паутины, о книге быстро позабыли.
Впрочем, это случилось уже при новом Прокураторе, ибо старый отрекся от власти, как только ознакомился с фотографиями мертвого Жюста. И вот тогда появился Наталко. Или появилась - никто ведь так и не видел настоящего лица Бессменного и Бессмертного. И не знал его имени или пола.
Ди всегда восхищался идеей тщательно закрашивать изображения Прокуратора Наталко анимешным персонажем. Манго - так это называлось. Нежная большеглазая девочка с двумя трогательными хвостиками. Округлые крошечные ушки, носик пуговкой, ротик точечкой, голубая радужка, светлые волосы. Наивный взгляд и воротничок парадной школьной рубашечки. Гениально. Интересно, что стало с художником, которому приказали это нарисовать?
И почему бы не спросить об этом Стерха?
- Манго? - Стерх смотрел непонимающе. - А, ты про Няшу. Это манга. Автора Няши расстреляли, кажись. За серийные убийства. Он вроде на охраняемых уток охотился.
Ди поставил ментальную зарубку на всякий случай предупредить герра Линденманна. Или Никки - у них как раз наметилось очередное продвижение в отношениях.
- Как его звали?
- Понятия не имею. Вроде Джон… какой-то Джон, да. А может, и нет.
- Где он их нашел, уток? - Ди небрежно смял банку и, по примеру Стерха, пульнул в ближайшую яму. - Они ж вымерли.
- В лесу, по-моему. Где старая Резервация. - Стерх запнулся. - А ты там живешь как раз! Видел уток?
- Нет, - слукавил Ди. Не выдавать же людям семейные тайны.
- Жалко. Я б съездил посмотреть.
- В резервации людям нельзя, - напомнил Ди.
- Да брось, - отмахнулся собеседник. - Там давно нет ничего, кроме психов в зеленых колготках, я читал. Или про мутантов и аномалии - правда?
Ди видел, как его распирает любопытство, и осторожно обдумывал, что и сколько скажет.
- Не знаю, - в конце концов ответил он. - Я лишь в детстве видел Зеленых Человечков. Это давно было.