Стерх смеялся, навалясь грудью на стол, бил себя по коленке, вытирал невольные слезы. Ди, всю жизнь не имевший никакого чувства юмора и сейчас просто копировавший школьников, которые дурачились на переменах, цитируя друг другу переиначенные выдержки из учебников, искренне наслаждался собой.
И именно в такие моменты, когда собеседник раскрывался и переставал осторожничать, исподволь вытягивал из него информацию. Практически незаметно для себя Стерх рассказал об охотниках то, что, наверное, предпочел бы скрыть от посторонних. Например, сколько дней приходил в себя Чуча после поимки и “утилизации”, как дипломатично выразился Стерх, первой жертвы. Или как Стелле, покойной сестре Федора Убейконя и девушке Стерха, нравилось подолгу ломать еще живым художникам пальцы.
Но даже этот наблюдательный и всезнающий каратарин не смог объяснить Ди, каким образом художники создают свои картины. Слепые, в темноте, под землей. И главное - зачем? Для чего продолжают упорствовать?
Хуже того: Ди ни на секунду не верил, что картина на месте дома тети Джулии и дяди Ди нарисована незрячим. Более того, он был убежден, что писалась она при свете дня. А Стерх утверждал, что видящих художников не бывает, что они целиком выродились, что теперь и дети их рождаются сразу безглазыми.
Он описывал уничтоженные охотниками рисунки - выполненные яркими флюоресцирующими красками, точные, реалистичные, воспроизводящие то, что когда-то, задолго до войны, существовало на поверхности, - и Ди не понимал ни как такое возможно, ни - для чего вообще делается.
Однажды он спросил, что по этому поводу думает сам Стерх, и тот надолго погрузился в мысли. Они снова сидели на полуразрушенной крыше его дома и только что обсудили способы запекания крысиных хвостов в костре, договорившись как-нибудь попробовать.
Ди терпеливо ждал, пока собеседник сформулирует ответ, разглядывал его бордовую замшевую жилетку и вспоминал, как Стерх, жутко смущаясь, признался, что у него таких несколько штук - совершенно одинаковых. Ди успокоил его, рассказав о собственных пристрастиях в одежде. Они посмеялись друг над другом и подивились, как похожи бывают греи и люди в незначительных, казалось бы, мелочах.
Наконец Стерх с силой провел рукой по коротко стриженным черным волосам, повертел связку фломастеров и, хмуря брови, заговорил:
- Да я сначала тоже не верил, что слепые рисуют. Но, знаешь, мы отловили уже штук пятьдесят, и они действительно ни хрена не видят. Слепые. Под землей зрение не нужно. Федька, вон, не любит выходить на поверхность днем, а все почему? Слишком много сидит в метро, глаза не пользует. Я думаю, камни для своих красок они находят на ощупь, их там до фигища осталось, со строительства… Раньше рисовали баллончиками, так на них буквы были выпуклые. А потом начали камни разные растирать и эти порошки на чем-то замешивать. На моче вроде, а может, и нет, - врать не буду, не знаю, но краски потом светятся. И фонят больше. Как они их потом отличают - хрен разберешь. Рисуют теперь пальцами. Да я не разглядывал особо. Это у Элли надо спрашивать, она пока все фонариком не обсветит, сбить не даст. Раньше проще было: они от картин далеко не уходили. Как начнет рисовать, краска зафонит, счетчики зачирикают, и мы уже тут как тут, а он где-то рядом. Посидишь в засаде чуток, он и вылезет. Только теперь они умные стали, сразу не возвращаются. А бывает, на полдороги бросают, не дорисовывают…
Из его длинного, перебиваемого паузами и вздохами рассказа Ди зацепился за неожиданное:
- Человеческая моча не фонит и не светится. Откуда там вообще заражение? А счетчики?
Стерх посмотрел на него как на идиота:
- Так камни же. Из которых краски.
- Они радиоактивные? С чего ты взял?
- Хм… А ты точно истории учишь?
Теперь уже нахмурился Ди:
- Что ты имеешь в виду? Я учу по вашим учебникам. Они, разумеется, не всегда правы, но…
Его собеседник всплеснул руками - внезапно и резко - и согнулся от хохота.
- Ай, майдан! Наивняк… Прости… Но это правда смешно… - И, отсмеявшись, отфыркавшись, продолжил: - Поверить не могу. Этого и в учебниках теперь нет?
- Ты вообще в школу ходил? - пришло вдруг Ди в голову.
Стерх перестал улыбаться.
- Нет. Я на домашнем обучении был, у отца, и сдавал экстерном, сразу в институт. Короче, что хочу тебе сказать: книги и учебники знаешь, сколько раз переписывали? Особенно по незалежной истории.
- Знаю.
- Ну? Про полигон в них так и не было, что ли?
- Нет. - Ди немного растерялся: он не слишком интересовался историей человечества, справедливо полагая, что всю нужную информацию уже получил от отца, а если понадобится новая - добудет из того же источника. Но вот источника больше не было… А жизнь и, следовательно, история, продолжалась… Для Дориана Грея. Оставшегося. Одного. Последнего из.
- Эй! - Стерх пощелкал пальцами перед его лицом.
Ди заморгал, выныривая из размышлений:
- Извини, я…
- Задумался, да, я понял. Так ты правда не знаешь про полигон?
Ди отрицательно покачал головой.
- А знаешь, что означает “Крайм”?
Ди мог бы обидеться:
- Я немного изучал древнепатрицианский. Crimen - “обвинение”, “преступник”, “вина”, родственно cerno, cernere - “видеть”, “различать”, “познавать”. Потом исказилось в “крайм” - “преступление”.
- Ишь ты, - уважительно произнес Стерх. - Но я не об этих древностях. Хотя в данном случае - без разницы. Так вот, сюда сначала ссылали преступников, а потом устроили подземный ядерный полигон.
О преступниках Ди был в курсе, а вот про полигон слышал впервые и склонялся к тому, что это городские легенды тавропыльских трущоб. Но Стерх продолжал упираться:
- Само собой, они постарались, чтоб в учебниках этого не было. Кому надо, чтобы все знали, что живут на радиоактивной свалке? Вот скажи честно: греи излучение чувствуют?
- Какое именно? - педантично уточнил Ди. Дружба дружбой, а выдавать свои тайны он не собирался.
- Радиоактивное. - Стерх поморщился: - Тебе объяснять нужно? То самое, которое на людей биологическое воздействие оказывает. А на вас? Оказывает?
Ди пожал плечами.
- Я так и думал. Иначе ваши не согласились бы на резервации в Крайме.
И все-таки Ди не верил:
- Стерх, на этом полуострове всегда жили люди, и название его - древнее каратарское, и никак оно не связано с crimen. Люди часто искажают слова, а потом придумывают им удобные этимологии. Не высылали сюда никаких преступников, и полигонов здесь никогда не было. Здесь когда-то селились тауры, потому, кстати, и город наш - Тавропыль.
- По-твоему, тауры - люди? - фыркнул Стерх. - Это животные такие были, с рогами, хвостами и копытами.
- А химерийцы? - настаивал Ди. - Гуды? Госты? Квазары? Да те же каратары, наконец? Когда сюда могли кого-нибудь выслать, если эту территорию постоянно кто-то плотно населял? - Он перешел на равнодушный размеренный тон, которым вел в школе уроки: - В этих местах благоприятный климат и плодородная земля, поэтому здесь всегда жили люди.
- Это все херня, - махнул рукой Стерх. - Псаки. Я тебе про незалежную историю говорю, настоящую, а не про ту, что для учебников выдумали. Когда Керасея с Оркайной после санкций делили Крайм, они тут все выжгли и всех перебили. А потом начали преступников сюда ссылать, чтоб земля не пустовала, и заодно полигон устроили, чуток попозже. Ты карту подземки видел? Хорошо помнишь? По-твоему, метро тут очень нужно было, да еще такое?
Ди воскресил в памяти красно-синюю схему с ярко-желтыми значками. Да, в строительстве отсутствовала всякая логика - это он сразу заметил. Но, с другой стороны, людям свойственно поступать нелогично. И вопреки здравому смыслу.
Станции метро были разбросаны по Крайму кое-как, иногда по нескольку штук рядом, а иногда - между близко лежащими городами не было очевидно напрашивающихся отрезков линий, не то что прямых - вообще никаких.