- Почему ты без света? - прошипел Федор, ослепляя Ди своим налобником. И опять что-то отдаленно знакомое царапнуло ноздри… Вроде одна из личностей донны Лючии использует такой же гель для душа?
- У меня ноктолопия. - Родители хорошо подготовили Ди к подобным вопросам. - А ты меня ослепить решил? - И, отворачиваясь, медленно взялся за чужое запястье, отмечая исчезновение перчатки и ощущая выпуклые, странно широкие вены.
Пальцы Федора нехотя разжались. Он явно был удивлен: ничто во внешности Ди не предполагало большой физической силы.
- Оставь его, - посоветовал Стерх откуда-то из темноты. Все фонари погасли, лишь налобник Федора упирался лучом в земляную стену тоннеля. - Оставь, не замай.
- Ты не говорил о его… способностях. - Убейконь отступил и теперь, морщась, потирал запястье, натягивал на него потрепанный рукав.
- А ты спрашивал? - отпарировал Стерх.
- Ладно… Звиняйте. - Федор потянулся словно бы погладить, однако на этот раз Ди был начеку и успел отклониться.
- Просто не трогай меня, - буркнул он.
- Извиняюсь, - повторил Убейконь. - Я замыкающим пойду. - Это уже Стерху.
- Как хочешь, - равнодушно отозвался тот. - Ди, фонарь включи.
Ди послушно нажал кнопку над виском. Ему что с фонариком, что без фонарика - все равно. Видно неплохо, да и к тому же - вокруг никого нет, иначе охотники не вели бы себя так свободно.
Он не понимал их тактики и не был посвящен в планы. По подсчетам Ди, они петляли по тоннелям третьи сутки, периодически останавливаясь для короткого сна и отдыха. На поверхность не выходили ни разу. Но Ди предпочитал наблюдать, а не спрашивать. Если задавать чересчур много вопросов, можно в критический момент не получить ответов на действительно важные.
Отчего-то ему не очень нравилось, что Убейконь оказался сзади, но Ди полагал, что тот вряд ли позволит себе лишнее: в их маленькой группе охотников Стерх по-прежнему оставался главным. Хотя даже он, похоже, не почувствовал, когда за ними - держась на довольно приличном расстоянии - начали красться некие люди.
Ди был уверен, что преследователи вышли из боковых ответвлений главного тоннеля, по которому охотники шагали последние несколько часов. Рельсы под ногами проржавели почти насквозь, кое-где попадались большие лужи. Тонкий слух грея с легкостью ловил и далекий скрип полумертвого металла под чужими подошвами, и чавканье воды, и тихие шепотки, пролетающие от одного человека к другому.
Его очень интересовало, знает ли о преследователях Федор, не его ли это соратники, не для их ли удобства он захотел перестроить короткую цепочку охотников так, чтобы оказаться в ней последним. Ди решил, что не станет ввязываться в стычки между людьми, но в случае реальной опасности, пожалуй, вытащит отсюда Стерха. Не хотелось бы снова оставаться в одиночестве, особенно теперь, когда рушатся стены между личностями донны Лючии и, видимо, вскоре придется от нее избавляться.
Внезапно впереди негромко застрекотало. Стерх щелкнул выключателем какого-то прибора, висевшего у него на поясе. Стрекотание умолкло.
- Счетчик сработал, - прошептал он, оборачиваясь к Ди. Остальные уже прижимались к стенам тоннеля, максимально приглушив фонари и меняя размеренный шаг на осторожное скольжение. - Выключи свет. И скажи мне, если что-то почуешь.
Ди давно уже чуял погоню и только что поймал запах краски, однако ограничился еле слышным “Угу”. Все-таки зря он не поинтересовался у Стерха, как относятся к художникам пуэсторианцы. То, что они когда-то кого-то поймали и расстреляли сквозь двери, использовав вместо мишени, значило мало: художников убивали все кому не лень. А вот станут ли приверженцы культа Святого Пуэсториуса вмешиваться в охоту? И если да - на чьей стороне?
После знакомства с Федором Убейконем Ди не поленился найти в домашней библиотеке литературу о пуэсторианцах. Их религия основывалась на более древних и серьезных источниках, чем он себе представлял. Поначалу основная концепция утверждала некое взаимопорождение и взаимопроникновение противоположностей.
Именно этой частью религиозно-философского учения Тиамата руководствовалась КоКо - Комиссия по Контактам, когда постепенно продавливала в правительствах разных стран разрешение на межвидовые браки и - в случае неспособности породить ГП (Годное Потомство) - усыновление человеческих детей.
Собственно годность потомства, насколько понял Ди, определялась по шкале Холмса-Бертильона-Поттера: помимо обычных антропометрических данных и анализа мутагенеза, потенциальная жизнеспособность каждого ребенка высчитывалась дедуктивным методом. К тем, кто оказывался за рамками требований к ГП, применялась ГУ - Гуманная Утилизация.
Однако шкала себя не оправдала, поскольку через несколько поколений выяснилось, что ДНК греев намного сильнее человеческой, а мутации так стремительны и агрессивны - даже в сформировавшемся организме, - что ни предсказать, ни проанализировать их толком с тогдашним уровнем знаний не представлялось возможным.
Сами же греи уверяли, что не помнят, откуда родом и как сюда попали, какая уж тут генная инженерия. Тем не менее, на сотрудничество пошли охотно, и вспышки ксенофобии никак не влияли на их отстраненно-дружелюбное отношение к хозяевам этого мира.
Греи попросту изменили свой облик еще больше, стали отличаться от людей еще меньше, притерлись еще теснее, растворились, внедрились, расселились, слились с местным населением настолько, что, когда человечество в очередной раз спохватилось, вычислить чужаков против воли последних оказалось практически невозможным.
Дориан Грей тоже верил в эту спасительную невозможность, пока не оказался по-настоящему один. И Стерх разоблачил его с такой легкостью, что становилось… ну, скажем, не по себе.
И так же не по себе ему было, когда Ди изучал “Житие и Деяния Святого Пуэсториуса”.
Взяв на вооружение три основных принципа Тиамата, дистрофичный бородатый старец с изжелта-каштановой кожей, выдающей его околоэкваториальное происхождение, и круглыми, выцветшими до асфальтовой серости глазами вещал об изначальном единстве и борьбе противоположностей, о священных переходах количества в качество и об абсурдности отрицания отрицаний.
То есть не сам, понятное дело, вещал - через посредников, которые именовались апостилями, заверяя собой святую истинность Пуэсториуса как “большой печати всех пророков”.
Самостоятельно старец говорить не мог и потому полученное от Тиамата божественное знание передавал апостилям мысленно. Изучив фотографии и доступные видеоматериалы, Ди без труда опознал в Святом Пуэсториусе носителя сразу нескольких совершенно разных линий. Это они, противоречивые, несводимые между собой, семенные линии греев, добавили ему лишних хромосом, выкрутили в ригидном ступоре морщинистое с рождения тело, гиперкинезом раскрасили сизые губы и по-благородному длинные ровные пальцы.
Непрерывно подергиваясь, пальцы, тем не менее, хорошо удерживали вложенный в них пистолет, и старец без промаха палил по мишеням, скрытым за тканью, деревянной панелью, каменной стеной - чем угодно, на любом расстоянии.
Блеклые глаза устало закрывались, губы безмолвно шлепали, а апостили слаженным хором провозглашали “волю его хаосейшества Тиамата”.
“Да будут и дальше соединяться свои и чужие - чем чужее, тем лучше, ибо противоположности заложены самой природой и существуют лишь в паре друг с другом!”
“Да будут и дальше копиться мутации: второй принцип Тиамата вечен, и количественное изменение генетической информации в человеке рано или поздно перейдет в качественное!”
“И да поглотит свирепая Огненная Гиена тех, кто осмелится отрицать отрицание, ибо нет ни нового, ни старого, и все всегда возвращается в первоначальное состояние абсолютного небытия!”
И так далее, все в таком же духе, менялись лишь апостили и выбираемые ими слова. Ди не мог бы сказать, действительно ли Святой Пуэсториус общался со своими пророками силой мысли, или был всего-навсего одним из тех несчастных олигофренов, которые, попав однажды в лапы жадных сектантов, используются в качестве ширмы, прикрывающей банальное облапошивание доверчивой публики.