Он, кстати, нашел в газетах отголоски каких-то скандальных слухов о том, что в молодости Святой Пуэсториус жил при бродячем то ли цирке, то ли карнавале, где его выставляли за деньги.
С таким пестрым набором ДНК - вряд ли его мозг нормально функционировал. Между прочим, настоящие носители противоречащих семенных линий старались не скрещиваться между собой, а если такие греи оказывались в паре, один из них немедленно менял пол.
Ди никогда не понимал стремления людей воспроизводиться в любых ситуациях и к тому же - поддерживать жизнь в потомках, сущность которых противоречит самой природе. Все эти эксперименты по выведению идеального человека… Почему для этого им понадобились именно греи? Почему, например, не беркуты? Не те же крысы? Особенно если учесть, что при малейшей опасности люди, как и крысы, пытаются сбежать под землю, а не взмыть в небеса.
Да и вообще, Ди с уверенностью мог заявить: с тех пор как крысиное мясо вошло в состав основного рациона человека, люди значительно поумнели. Ну, если говорить о способности выживать в недружелюбной среде. Не случайно и поговорка старинная есть: “Ты - то, что ты ешь”. И еще одна: “Ты - то, кто твои друзья”…
Кстати, о друзьях… Охотники уже несколько часов сидели в засаде, и все это время из тоннеля, по которому они сюда пришли, не доносилось ни звука. Видимо, преследователи тоже остановились. Каковы правила жизни людей под землей? Похоже, что и тут все сложно. Ди покрутил в руках связку фломастеров, негромко вздохнул.
Стерх уставился вопросительно. Ди мотнул головой и сунул фломастеры обратно в нагрудный карман. Они со Стерхом договорились, что в первый раз Ди не будет принимать активного участия в охоте, а только посмотрит, поучится, что к чему.
Ди и смотрел. Участие в качестве наблюдателя - этим греи занимались веками. И даже самые высокопоставленные политики и правители не представляли себе, насколько глубоко и плотно вросли в этот мир чужаки на самом-то деле. Не повернулся бы язык назвать их теперь “чужаками”.
Вот один из греев и в краймской подземке очутился… Интересно все это… Когда наконец “гуманно утилизировали” общины пуэсторианцев с их дикими обычаями и маниакальной стрельбой куда ни попадя из чего попало, те, кому удалось спастись, удалились - вполне предсказуемо - под землю. В суматохе никто не понял, куда делся Святой Пуэсториус: погиб при ритуальном самосожжении очередной коммуны или заключил какую-нибудь взаимовыгодную сделку с Прокуратором…
Когда запретили художников, они тоже оказались в метро… Затем туда спустились охотники. Да и сам Ди - разве не по следу художника он появился в этих тоннелях, разве пришел бы сюда просто так - как говорится, по дружбе?.. Ему здесь явно не место. Если бы кто-то взялся за выведение идеального грея, в первую очередь нужно было бы восстановить в нем память о родине. Этот мир себя практически исчерпал.
Наверное, не стоит так глубоко погружаться в свои мысли. Стерх смотрел пристально, будто пытался их прочитать. Охотники устроились в двух узких коридорчиках и нише - неподалеку от найденной в каком-то тупичке картины.
Ди не сумел ее разглядеть. Выхватил лишь голубизну высокого неба и разлапистые зеленые листья на верхушках деревьев со странно голыми и при этом какими-то рубчатыми или, точнее, ребристыми стволами. И еще песок - вроде как прибрежный. Художник собирался изобразить реку. Или море. Или аквариум в заставленном кадками с растениями холле шикарного отеля или ресторана - Ди помнил такие: когда-то они попадались и в Тавропыле.
Как бы там ни было, это не тот, кого он ищет. Цветочный бутон в его груди чуточку дрогнул и снова застыл. Ди отметил, что из острого носика показались туго свернутые лепестки. А шипы подросли и начали твердеть. Интересно, что это за цветок, на что будет похож, когда раскроется, какого цвета…
Похоже, Ди расслабился и позволил себе излишне отвлечься. И напрасно: по человеческим обычаям, в засаде положено держать себя напряженным и собранным. Ди и Стерх заняли нишу, в то время как остальные оккупировали узкие коридорчики напротив. Ди никого не видел, а его друг явно расположился так, чтобы держать в поле зрения как можно больше. Фонарь по-прежнему светил на минимуме. Стерх практически не шевелился, хотя Ди чувствовал, что тот готов перейти к активным действиям в любой момент.
**17**
Звучит глупо, но Ди каким-то немыслимым образом ухитрился этот момент пропустить. Вот только что он поглаживал упирающуюся в живот рукоять “ХаиМа”, разглядывал стену, размышляя, сколько счетчиков Гегеля всажено в эту уплотненную взрывами землю по всему Крайму, и вдруг - яркий свет бьет прямо в незащищенные глаза, Стерх выпрыгивает наружу, короткие вскрики, кто-то кого-то сбивает с ног, звуки возни, всхлипывающее дыхание, хрип и… не может быть… шипение грея!
Ди вылетел из ниши, даже не подумав, что, собственно, собирается делать. И успел в самый раз: у начатого граффити на земле корчился художник. В воздухе остро пахло свежей человеческой кровью. И стало как-то слишком много света. Оглядевшись, Ди понял почему: к небольшому пятачку перед картиной стягивалась толпа. Это преследовавшие их маленькую группу люди - и у каждого - помимо налобника - по огромному фонарю в руке.
Фокус сместился; Ди определил местоположение Стерха - пригнувшегося, медленно поводящего головой из стороны в сторону - и отступил к стене, сдергивая и роняя под ноги налобник.
На него не смотрели. Не смотрели и на художника. Все взгляды оказались прикованными к Федору. Нечитаемые - пуэсторианцев, то ли испуганные, то ли восторженные - Элли с Тотошкой, ненавидящий - Чучи, неверящий - Льва. И бесконечно презрительный - Стерха.
Убейконь облизывался, стирая с подбородка кровь обеими руками. Ди не сразу определил ее как чужую. Пуэсторианцы молчали. Свет их фонарей заливал все вокруг нестерпимым искусственным сиянием. Ди приспустил ресницы и напрягся, вжимаясь в сырую холодную стену.
Прямо перед ним красовалась незаконченная картина, блестела невысохшими красками. Действительно, берег моря. Выгнутые в сторону лазурной поверхности деревья - теперь Ди вспомнил, что они называются пальмы. Кучерявые гребешки волн, небольшое пушистое облачко в тот же немного приглушенный белый цвет. Каждая песчинка тоже сбрызнута белизной. Недоделано море. Часть волн схематично прочерчена темно-синими линиями, часть - подкрашена переходящей из тона в тон голубизной. И еще не нарисовано солнце; откуда-то же льется этот восхитительный теплый свет…
Ди едва заметно потряс головой, прогоняя наваждение. Еще немного, и он додумает это подземное граффити, допишет в картину то, чего в ней нет и не может быть!
Он перевел взгляд на художника. Мертв или вот-вот умрет: уже перестал корчиться. Поговорить не удастся, жаль… Лишь сейчас Ди заметил ребристую бледно-сиреневую палочку, торчащую из его шеи сбоку. Фломастер. Он так и не удосужился снять со своих колпачки, посмотреть, что там. Ну, ясно: иголки. И заправляют их каким-то довольно быстро действующим ядом. Должно быть, парализатором из старых военных запасов. Что ж, символично. И даже оригинально.
Непонятно только, почему грязный балахон художника потемнел спереди. И отчего у рта пузырится яркая кровь. Ди пробежал кончиком языка по пересохшим губам и поймал странно веселый взгляд Федора.
- Нравится? - негромко спросил тот, кивая в сторону картины.
Этим словом запечаталась тишина. Напряжение распирало земляные стены, залепляло уши бешеным стуком множества сердец, заставляло захлебываться адреналином. Снова дрогнул в груди нераскрытый цветок, повел зубчиками листьев. Ди усилием воли подавил в себе возбуждение, приглушил собственные чувства.
- Федор. Почему ты в крови?