Его голос увяз в затхлом воздухе подземелья. Нескладный тупичок, неизвестно зачем выдолбленный в одном из ответвлений главного тоннеля, остался в стороне от мощных воздушных потоков, свободно носящихся по метро. Отчего-то его не собирались проветривать. Зачем тогда делали?
Может, чтобы временно парковать здесь вагоны? А может, это место задел ядерный взрыв - например, его ударная волна отклонилась, смещая толщу земли в сторону… Или так не бывает? Если включить висящий на поясе Стерха прибор, проанализировать показатели, которые он считывает со счетчиков Гегеля в этом районе… Кстати, краски должны светиться сильнее в тех местах, где уровень заражения выше…
Ди припомнил читанные по ядерным испытаниям статьи - вернее, попытался припомнить. И безуспешно, потому что внутренний взор упорно заслоняли страницы учебника по радиологии, который он пролистал как-то заодно. Там был довольно большой раздел о мутациях…
Федор как раз начал отвечать, когда Ди наконец сообразил, что именно казалось ему странным и неестественным все это время, цепляло, как забытый у ногтя заусенец: не отзвук знакомой, хоть и разбавленной многими поколениями, крови, принятый им за аромат геля для душа, не ощущение толстых, необычно широких вен под пальцами, а пистолет - не просто увесистый - сделанный таким намеренно, тянущий книзу, тяжелый, слишком тяжелый, неудобный для простого человека. И это его слегка запоздалое соображение совпало с:
- Ммм… Пробую. Хочешь, Дориан?
Слева кто-то ахнул - приглушенно, будто стесняясь. Справа - тоненько всхлипнула Элли. Краем глаза Ди увидел, как она, уронив фломастеры, зажимает себе рот ладошками. И смотрит, смотрит, неотрывно смотрит на Федора.
- Сука! - Чуча метнул фломастер - кажется, зеленый - как дротик.
Убейконь отклонился, ребристая палочка, просвистев у его лица, стукнулась о картину, о нарисованный на облицовке пляжный песок и, упав наземь, откатилась к бледной руке неподвижно лежащего художника. Тонкая россыпь яда темнела, выделяясь на желтом песчаном фоне - словно кто-то, идя по берегу моря, уронил что-то маленькое, капельками. Короткую ниточку бус, например. Или, скажем, это брызнула из раны кровь.
Отвлекшись на граффити, Ди не сразу сообразил, как Элли оказалась рядом и отчего задыхается. Стерх дернулся следом, но был перехвачен Львом - в прямом смысле перехвачен, обеими руками поперек груди. Пуэсторианцы по-прежнему молчали.
Федор продолжал облизываться, проводя языком по чистым уже, растянутым в приветливой улыбке губам. Он проигнорировал выходку Чучи, не заметил бросившуюся к ним с Ди Элли, не обращал внимания на готовых к бою охотников и словно вообще не видел пуэсторианцев, которые начали многозначительно переглядываться между собой. Светлые искрящиеся весельем глаза не отрывались от лица Ди, но он видел в их глубине неуверенность и - одновременно - напористое ожидание.
- Воздержусь, Федор.
Ди не любил потомков ГП. Он ни разу не встречал их вживую, однако родители много рассказывали об их агрессивности и абсолютном неумении справляться с собой. Кровь греев, разбавленная человеческими слабостями, бунтовала, делая ее обладателей непредсказуемыми в худшем смысле этого слова, едва удерживая на грани адекватности. Недаром же все эксперименты по скрещиванию прекратили. “Отмороженный, - вспомнил Ди слова Стерха. - Совсем крышу сорвало”.
Он не досадовал на себя за неспособность вовремя распознать настолько опасный экземпляр - скорее, Ди было обидно узнать правду в такой неподходящий момент. Когда перед ним стоят другие, давно и тщательно определенные, цели, да и настроения кого-то убивать совершенно нет. Но художник уже мертв, охотники обречены, а наглого полукровку, неожиданно раскрывающего его тайну и явно бросающего вызов, нельзя оставлять в живых.
Он уже собрался раздраженно зашипеть - совсем как недавно Убейконь - но услышал слабый, на самом краешке слуха, звук. Со стороны картины. Бледная, под углом вывернутая кисть шевельнулась. Длинные паукообразные пальцы нащупали зеленую палочку и, как только Федор произнес, насмешливо щурясь: “Напрасно, Дориан”, - швырнули ее на голос.
Разумеется, Убейконь опять отклонился - даже не разрывая зрительного контакта с Ди. Но вот Ди пришлось его разорвать, потому что с бессмысленным, каким-то жалобным писком Элли рванулась между ними, то ли пытаясь оттолкнуть Ди, то ли - да не может такого быть! - заслоняя Убейконя от летящего фломастера.
Рефлексы сработали мгновенно. Ди, нажимающий на курок выхваченного из-за пояса “ХаиМа”, машинально отметил, как легко и свободно входит опасный дротик в человеческий рот. А посланная из пистолета пуля - в голову умирающего художника.
И пуля эта - похоже, что разрывная. Прежде чем его цель, дернувшись, разлетелась в куски, Ди разглядел сломанный в переносице нос, окровавленный рот и плотные сизые бельма на обоих глазах. И еще кожу: не просто белую - выцветшую до голубоватости, кожу существа, никогда не выходившего на поверхность.
Надо же, они действительно слепые. Надо же, возможность поговорить все-таки была. Надо же, он сам ее уничтожил, позволив инстинкту грея одержать верх над логикой и рассудительностью. А вот потому что не надо связываться с людьми - они слишком быстро и незаметно влезают в душу. Переходят в категорию “своих”.
Федор дернулся к пистолету, однако Ди выставил “Хохлов-энд-Москальофф” перед собой, направляя ему в лоб. Бездействовавшие до этого пуэсторианцы, беспокойно шаря глазами по подземелью, тоже повытаскивали оружие, но применять не спешили. Ди догадался, почему: их религия запрещала стрелять не через препятствие. Он читал об этом в “Житие и деяниях…”:
“Чтобы безупречно поразить цель, нужно видеть лишь ее, не отвлекаясь на постороннее”. “Мастерство заключается в том, чтобы безупречно поражать цель, целиком отвлекаясь на постороннее”. “Виртуозность заключается в том, чтобы безупречно поражать цель, не видя ее вообще”. “Правоверны лишь виртуозы”. И так далее. Но стрелять в то, что видимо глазами, на самом деле запрещено.
- Я не правоверен, - зачем-то проговорил он, покачивая “ХаиМом”. Да уж, обычному человеку сложно удержать такой пистолет. Но чем тяжелее оружие, тем меньше отдача. И цель поражается на ура - Ди только что успешно это продемонстрировал.
Оскалившись, Убейконь сделал шаг в сторону. Дуло переместилось за ним. Ди, не раздумывая, выстрелил бы еще, если бы не увидел, куда смотрят чужие стволы. Пуэсторианцы, не сговариваясь, приняли решение. И у чистокровного грея появились бы проблемы, попади в него сотня пуль; что уж говорить о переводке ГП. Сектанты упорны и будут гнать свою жертву до самого конца; в данном случае - до ближайшей подходящей двери, или что им там нужно для пальбы. А раз так, Ди здесь больше нечего делать.
Не отводя ни пистолета, ни глаз, Ди наклонился вбок и протянул руку. У Стерха слишком короткие волосы, потому придется браться за ворот жилетки. А лучше - сразу за горло, и сжать посильнее.
Последнее, что воспринял взглядом Ди, набрасывая на себя тень и отступая вместе с отчаянно брыкающимся и хрипящим Стерхом в тоннель: Тотошка, баюкающий на коленях тело Элли - ядовитый фломастер так и торчал у нее изо рта, видимо, наискось воткнувшись в небо; Чуча и Лев, с изумлением пялящиеся туда, где секунду назад находился их командир; Федор Убейконь, изготовившийся напасть - а может, бежать. И горящие фанатичной ненавистью глаза на бледных лицах пуэсторианцев.
**18**
О том, как он тащил Стерха по подземке, Ди предпочитал не вспоминать. Поначалу тот сопротивлялся, царапал его руку ногтями, извивался и слепо пытался за что-нибудь зацепиться. Потом затих и обмяк. Ди почти испугался: не придушил ли? - останавливался пару раз, чтобы проверить. Оказалось, нет, не придушил, сердце бьется, просто Стерх потерял сознание - должно быть, от нехватки воздуха.
Ди некогда было разбираться в его состоянии - он хотел убраться подальше от пуэсторианцев, расправляющихся сейчас с охотниками и своим бывшим главарем.