- Qui gladio ferit gladio perit, [14] - хрипит со стола Зиленцорн. Ди затыкает его взглядом.
И замечает в восхитительном Джонни Грее растерянность. Тот явно не привык испытывать подобные чувства, потому что на долю секунды приоткрывает восхитительный рот и выглядит восхитительно глупо. Однако тут же спохватывается.
- Нужно было снова использовать крыс или, на худой конец, обезьян, - произносит он. Усталость в его голосе теперь настоящая. - Но я решил взять только людей. Они называли это “искрой божией”, говорили, что Тот-в-кого-верят поцеловал их детей в макушки. Я считал, моя система устойчива, но нельзя же учесть все возможные факторы заранее. Под землей конечный продукт, естественно, начал вырождаться. Если б я знал, что рисовальщики окажутся там, разумеется, взял бы крыс. По крайней мере, тогда эта чертова “искра” не убила бы в них все способности к выживанию.
- Но они выжили, - тихо замечает Ди.
- Выродились, а не выжили. Или эти слепые твари кажутся тебе похожими на моих рисовальщиков?
- Почему нет? Они пишут картины.
- И какой в них прок? Через обычную мазню наш проход не откроется.
Поразительно, насколько слепым оказался сам великий художник Джонни Грей. Его новые люди видели прошлое и будущее, писали панорамные цветные полотна в кромешной тьме. Гонимые и ненавидимые всеми, обитали глубоко под землей, питаясь грибами и плесенью… И вот теперь вернули себе глаза. А создатель все так же презирает свои творения, все так же брезгливо именует их тварями.
- Но ведь это один из ваших художников его откроет!
- Во-первых, как я уже сказал, все сцепляется, как положено. Само собой, Дориан. А это значит, что рисовальщик появится в любом случае. Твоя задача его правильно скоординировать. Предполагаю, что произошел очередной виток мутаций и он родился зрячим. Во-вторых, проход откроет не рисовальщик, а ты. “Ключ и Мессия”, помнишь? Кстати, странно, что ты не спрашиваешь о своих так называемых родителях. Разве ты их не любил?
- Где они? - шепчет Ди.
- Там же, где все остальные, - удовлетворенно констатирует Джонни. - На полюсе, Северном или Южном. Ждут-не дождутся, когда ты откроешь проход домой. Ты ведь в курсе, что когда начнет формироваться пространственный тоннель, греям находиться поблизости небезопасно? Трудно было уговорить и твоих поселиться в Крайме хотя бы на это время.
- Папа и мама, - твердо выговаривает Ди, - забыли объяснить мне один момент: как же я открою проход, если грею опасно находиться возле крысовины?
- О, они многое забыли тебе объяснить.
Ди с изумлением слышит в голосе Джонни самое настоящее сочувствие. И снова - печаль.
- Ты, Дориан, возможно, и выживешь. А может, и нет. Никто не знает, поэтому твои шансы - пятьдесят на пятьдесят. А вот окажись рядом кто еще, ему придется несладко. Такая интерференция выжигает мозг, стирает начисто. Для грея это смерть, его сожрет собственная тень. Но ты не волнуйся, они обязательно придут, когда проход стопроцентно сформируется. Все явятся, как миленькие. Думаю, последнее время они страшно волнуются за своего ненаглядного мальчика: как он там, что поделывает?..
И печальное сочувствие в голосе Джонни оборачивается дымящимся ненавистью ядом.
- Что… что вы имеете в виду?
- Боюсь, это тебе не понравится. Да и вообще, знаешь, я не хочу тебя обижать. Давай оставим эту тему. Ни к чему ворошить прошлое, поверь.
В этот момент Ди принимает решение. Самостоятельное. Важное. Окончательно отвергая все остальные - готовые, навязанные, опробованные другими. Запрограммированные для него посторонними греями. Ведь родных, “своих”, у него больше нет.
- Знаете что, Джонни? Я покажу вам, где душ, дам чистую одежду, бритву и вообще, все, что нужно. Я разрешу вам остаться здесь, сколько захотите. А взамен вы расскажете мне все. И ни во что не будете вмешиваться.
Его собеседник смеется. Ласково, тихо, по-доброму. Надо же, он умеет. Ди отчего-то становится больно.
- Я бы рад, Дориан, я бы очень хотел тебе все рассказать, но у нас нет на это времени. Давай лучше так: я отвечу на любые твои вопросы, хочешь? Так будет быстрее.
- Да, хочу. И мой первый вопрос все тот же: зачем вы здесь?
И кумир прикрывает колдовские глаза. Гаснет пылающая бирюза. Бархатный голос звенит безысходной, почти человеческой грустью:
- Разве ты еще не понял? Я пришел, чтобы умереть.
**39**
На разговоры и отмывание полов ушел остаток ночи и весь следующий день. Сначала Ди и Джонни осторожно отнесли взведенные Зиленцорном мины подальше от дома и уложили в специально вырытые ямки. Два выстрела прогремели одновременно: “ХаиМа” и “Глюка”, два взрыва слились.
Шатающуюся от усталости домработницу Ди отправил спать - взяв с Зиленцорна обещание, что тот больше не уйдет.
- Твой помощник. Как же ты его сделал? - поинтересовался Джонни с притворной небрежностью. Они уже собрали с пола жир и теперь выкатывали бочку на задний двор, подальше от дома.
- Сделал? Я не делаю людей!
Ди с отвращением утер испачканное лицо не менее испачканным рукавом. Он никогда в жизни больше не прикоснется к вонючему утиному салу! Впрочем, это обещание нетрудно сдержать: если верить Джонни, жизнь Ди не будет долгой. Он откроет крысовину, и крысовина его убьет. “Пятьдесят на пятьдесят”.
- У меня, Дориан, чисто академический интерес. Я неплохо изучил все, что жило и доживает в этом мире, но такое существо встречаю впервые. Ты говоришь, это человек?
- Да. И я ничего с ним не делал. Между прочим, это женщина и обычно таковой и выглядит. Приходы Зиленцорна с какого-то момента начали видоизменять ее тело.
- Ого! - восхитился Джонни. - Такое редко бывает. Их тела, как правило, плохо воспринимают посторонние вторжения. Я столько экспериментировал, и все впустую! Ну, и что это за Зиленцорн, откуда взялся? Только, умоляю, не говори, что ты и его не делал.
- Не делал.
Ненавистная бочка теперь стояла во дворе, а Ди, натянув друг на друга четыре пары металлизированных асбестовых перчаток длиной до плеча, разводил в ведрах промышленный вотхэвайдан - по рекомендации всеведущего Джонни. Сам гений, мстительно утопив в бочке свой щегольский пиджак, избавлялся от испорченной рубашки и обуви, чертыхаясь и отплевываясь.
Ди исподтишка окинул взглядом его обнаженный торс, подавил завистливый вздох. Высокий, стройный и жилистый, как и все греи, Джонни обладал совершенным телом. Что, в общем, неудивительно: Ди с детства знал, что легендарный Джонни Грей просто обязан быть идеален во всем.
Он и не заметил, как они перешли на дружеский тон и по большей части общались теперь так, словно были знакомы сотни лет. Ди не мог не признать, что находиться рядом с Джонни Греем - приятно. Он помнил это ощущение легкости и комфорта, помнил, как оно ему нравилось, помнил, как по нему скучал, когда… когда пропадал Стерх.
- О чем ты сейчас думал? - спросил вдруг Джонни. Он сверлил Ди серьезным тяжелым взглядом. - У тебя изменилось лицо. Стало… не могу поверить… мечтательным.
- Не помню.
Пронзительность бирюзы в свете утреннего солнца обжигала, резала глаза, но оторваться от нее оказалось сложно.
- Не лги мне, Дориан. Ты не сможешь меня обмануть.
Ди понимал, что сейчас делает Джонни: пытается мысленно подчинить его своей воле. И еще понимал, что проиграет. Он слишком молод, чтобы сопротивляться такому опытному противнику. Папа рассказывал о нечастых ссорах, происходящих между взрослыми греями. Ничего хорошего.
- Я не хочу об этом говорить. Почему ты меня заставляешь?
Оказывается, и он с Джонни уже “на ты”.
- Извини. - Бирюза поблекла, безупречные губы сложились в обезоруживающую улыбку. - Так что там про Зиленцорна? Кстати, что за имя такое? Сам придумал?
- Он так назвался, когда стал более-менее разумным и научился говорить.
Пришлось сдаться, рассказать о семи личностях донны Лючии. Чтобы не признаваться в своей тоске по… неодиночеству.
- Край мира? Он так сказал? Ты уверен, что правильно расслышал?