Она разложила на диванчике клеенку и положила на нее плачущего сына.
— Я сказал бабушке, что ты лучше, чем остальные папины подруги, — объявил неугомонный Томми, отправив в рот порцию хлопьев.
— Мне очень приятно это слышать. Спасибо, — сказала Рената и подумала: сколько, интересно, «папиных подруг» ему довелось увидеть?
Наверное, не один десяток, учитывая сногсшибательное обаяние этого папы. Они ворковали с Томми или его непосредственность шокировала их? Миссис Фарино, разумеется, знает, что означает появление женщины в этом доме. Мартин, мягко выражаясь, не чурается представительниц прекрасного пола. И он еще смеет что-то говорить о моем отце!
— Я не знала, что твоя бабушка живет здесь, — сказала Рената как бы между прочим.
— Она все время лежит в постели. Я хожу к ней только один раз в день, с папой. У нее, по-моему, болят ноги. Кэтти сказала, что она их отбрасывает.
У Ренаты вытянулось лицо.
— О! Мне очень жаль, — пробормотала она. Бедный Мартин, он, наверное, тяжело переживает болезнь своей матери.
Эта мысль не покидала Ренату, когда она распеленывала Ника, поэтому Рената не сразу поняла, что попка ребенка покрылась мелкой сыпью. Перепугавшись насмерть, она сменила мокрую пеленку и попросила Томми подать ей стакан.
— Он тоже пьет апельсиновый сок? — спросил мальчик, не торопясь выполнить ее просьбу.
— Нет!
В панике Рената вырвала у него из рук стакан и приложила его к тельцу Ника. Сыпь исчезла. Рената облегченно перевела дух. Стакан выскользнул у нее из пальцев, но его подхватила большая загорелая рука.
— Что случилось? — быстро спросил Мартин.
Рената пыталась успокоиться, но тщетно — ее трясло как в лихорадке. Рената почувствовала, как ей на плечи легли руки Мартина.
— Дышите медленно и глубоко, — сказал он. — Эта сыпь…
— Просто опрелость! — прошептала Рената, уткнувшись лицом в его плечо. Мартину, наверное, это было неприятно, но она нуждалась в утешении, а рядом, кроме него, никого больше нет. Она подняла к нему искаженное страхом лицо. — О, Мартин! Я думала… думала…
— Все хорошо, все хорошо.
Ее не оставляла дрожь, и Мартин, поколебавшись немного, крепко обнял Ренату. Она вдохнула его запах, почувствовала надежность его теплого тела, и ей сразу стало легче.
Рената почувствовала, как маленькая ручка просунулась в ее ладонь. Она посмотрела вниз и увидела взволнованное личико Томми.
— Все хорошо, — сказала она, придав своему голосу бодрость, и, улыбнувшись, сжала его пухлые пальчики. — Я думала, что Ник серьезно заболел, но, кажется, ошиблась.
Мартин выпустил ее из своих объятий и подошел к телефону.
— Но мы вызовем доктора на всякий случай, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Томми, доедай завтрак, сделай пару тостов и приготовь все для школы. Сегодня тебя отвезет Шейла, найдешь ее на конюшне. Понял?
— Да, папа. Если что-то случится, ты…
— Я позвоню в школу в любом случае. Обещаю. Будь умницей.
Мартин одобрительно кивнул сыну и тихим, напряженным голосом заговорил в трубку.
У Ренаты было неспокойно на душе. Сыпь могла появиться от чего угодно, но она не хотела даже думать о том, что Ник серьезно болен. Сейчас вся ее жизнь заключалась в этом маленьком существе. Рената готова была сделать все, чтобы защитить его от любых напастей. У нее задрожали губы, Рената чувствовала, что может расплакаться в любой момент.
— Врач будет через несколько минут. Ну-ну, не расстраивайтесь, — сказал Мартин, увидев в глазах Ренаты слезы. — Все обойдется. — Он сел рядом с ней и взял ее за руку.
Рената посмотрела на него с благодарностью.
— Спасибо, — прошептала она. — Я могу справиться со многими вещами, но… — Она не могла произнести это слово. Смерть отца была для нее достаточно сильным ударом, но мысль о том, что ее маленький ребенок может… — Извините. — Рената судорожно глотнула воздух, удержавшись от слез.
Мартин поднес носовой платок к ее глазам. Его лицо было совсем рядом, и оно казалось Ренате не таким сердитым. Черты его лица смягчили теплота и участие.
— Это нормальная реакция, я вас понимаю. Я тоже чувствовал себя беспомощным, когда Томми заболел.
— Я помню! — встрял мальчуган. — Меня сильно рвало, и папа все время менял простыни. А еще у меня был ужасный…
— Ешь свой тост, Томми, и избавь нас, пожалуйста, от неприятных подробностей, — сухо сказал Мартин и повернулся к Ренате. Он провел пальцем по ее улыбающимся губам, и она задержала дыхание. — Томми бывает несносным, но он, по крайней мере, заставил вас улыбнуться.
— Он может заставить и камень улыбнуться.