На днях я впервые испытал, каково это - чувствовать себя старым. Впрочем, на самом деле все это, конечно, смешно - мне ведь всего тридцать восемь лет. Но есть тут одна загвоздка. С одной стороны, если смотреть на вещи сугубо реалистически, вполне возможно, что я еще и половины не прожил из тех лет, которые отмерены мне судьбой. Но разве можно сравнивать то десятилетие жизни, которое проходит от шестидесяти до семидесяти, с отрезком между двадцатью и тридцатью? То есть жить-то мне осталось, наверное, достаточно долго, но можно ли будет назвать это существование полноценной жизнью? Да ни хрена подобного. У меня уже и так появились признаки старческого ослабления организма. Стоит чуть подольше поиграть в теннис, и коленки потом просто разламываются.
Что-то не нравится мне ход моих мыслей. Я вообще думать не люблю. Честное слово. Никогда в жизни не был склонен к самоанализу. Чем больше думаешь, тем больше расстраиваешься. А в последнее время на всякие идиотские размышления меня наталкивает необходимость писать эти маразматические письма самому себе. А может быть, все дело в том, что я стал слишком много пить? Надо выпить и хорошенько подумать об этом.
Дорогая Пенни.
Вынуждена сообщить тебе, что занятия по визуализации, на которые меня сосватала Друзилла, оказались полным бредом. То есть сама идея, может быть, и не полностью безнадежна, но, к со жалению, как это обычно и бывает, все новое и интересное бывает захапано теми людьми, которым просто народу написано гробить любое благое начинание. Честное слово, я пытаюсь быть объективной и корректной, но по сравнению с теми, с кем я познакомилась на этом занятии, сама Друзилла (которая, на мой взгляд, безумнее «Зеленой комнаты» в Национальном театре) выглядит просто воплощением душевного здоровья.
Не успела я переступить порог Муниципального центра организации досуга, как необъятная тетка, лохматая, как давно не стриженный бобтейл (еще к тому же выкрашенный хной), налетела на меня и стала втюхивать - по-другому ее действия не назовешь - какие-то многоразовые холщовые гигиенические салфетки! Пенни, ты только представь себе это! Меня просто мороз по коже дерет! Мало того, что я должна собирать и выставлять отдельно стеклянные банки и бутылки, мало того, что газеты тоже нельзя просто выбрасывать на помойку, а надо складывать в отдельные пачки. Я согласна даже мыть вскрытые консервные банки! Но заботиться о том, как повторно использовать носовые платки, салфетки, тампоны и прокладки, - нет уж, на это я не пойду. Даже если это та цена, которую нужно заплатить, чтобы спасти мир, я отказываюсь ее платить. Пусть такой мир катится к такой-то матери. Это же надо было допереть до такого - холст! Это ведь мешковина, дерюга, правда же? От него такое раздражение по всему телу пойдет. Меня, кстати, всегда занимало, как это девчонки-хиппи носили холщовые рубахи и джинсы, по-моему, даже не надевая под них белья. У них, наверное, задницы и другие деликатные части тела были как минимум из дубленой кожи.
Я чуть было не выскочила оттуда как ужаленная, но потом взяла себя в руки и решила, что раз уж пришла, надо хоть посмотреть, чем они тут занимаются. В конце концов, из-за своего снобизма мы частенько упускаем что-то интересное и необычное. Ну так вот, во-первых, это было так называемое ознакомительное занятие. Знакомились, как я поняла, с нами, а кроме того, предложили всем пришедшим познакомиться друг с другом. Нас усадили в круг и предложили перекидывать друг другу мячик. Та, к кому он попадал, должна была назвать свое имя и быстро перебросить мяч другой. Казалось бы, задание просто элементарное, но не тут-то было. Для многих, сидевших кружком, оказалось не очень просто удержаться в общем ритме и говорить в полный голос. Не понимаю, неужели их в детстве никогда не отправляли в летний лагерь?
Потом стало интереснее. Женщина, которая ведет эти занятия (кстати, американка), предложила нам заняться так называемыми управляемыми грезами. Это оказалось довольно приятным и очень успокаивающим занятием, если, конечно, проникнешься. Нам предложили предста вить себя где-нибудь в лесу в нежаркий летний день. По лесу бежит ручей, вдоль которого тянется тропинка. Ты идешь по тропинке, над тобой шелестят листья, сквозь кроны пробиваются солнечные лучи, в воздухе висит легкий туман, ну и так далее. В общем, действительно, полное спокойствие и умиротворенность. Я, например, расслабилась до того, что чуть не уснула. Я думаю, этой есть самый естественный результат такого упражнения. Уверена, что сон был бы при этом спокойным и безмятежным. Окажись рядом со мной Сэм, он бы наверняка не удержался от каких- нибудь язвительных комментариев, обломав мне этим весь кайф. Я же считаю, что если не выпендриваться и не строить из себя большого интеллектуала, то все эти альтернативные методики могут принести человеку немалую пользу.
Впрочем, всему хорошему скоро приходит конец, и присутствия Сэма для этого не понадобилось. Как только наше сознание, как выразилась американская леди, «поплыло», она предложила нам визуализировать воображаемого ребенка там, где ему и положено быть во время беременности. Вот тут-то я и обломалась. Мою удовлетворенность как ветром сдуло, вместо нее остались лишь злость и растерянность. Мой зеленый лес обернулся все тем же серым Лондоном. Следующей мой ошибкой было то, что я не попыталась вернуть утраченное чувство покоя, а открыла глаза. То, что я увидела, привело меня в ужас: я сидела в кругу жалких дур, которые, как и я, пришли сюда за обещанным чудом (единственное, что отличало меня от большинства из них, так это нормальная прическа). Против собственной воли я их тут же возненавидела. А еще больше я обозлилась на саму себя за то, что оказалась одной из них.
Потом я сказала этой американке, что, по всей видимости, со мной общий подход не срабатывает. Я объяснила ей, что стараюсь, наоборот, как можно меньше думать о детях, потому что стоит моим мыслям коснуться этой темы, как мое настроение необратимо портится. Она ответила, что прекрасно понимает меня и что мне следует хотя бы иногда позволять себе мечтать и, по возможности, сочувствовать своему сегодняшнему состоянию, в котором меня больше всего огорчает отсутствие ребенка. Она сказала, что я борюсь с собственным телом, отвергаю его, считаю его разрушителем всех своих надежд, и это созданное мною самой напряжение, по всей видимости, и препятствует зачатию. Не могу не признать, что в этих словах есть определенная доля здравого смысла. Я даже прониклась некоторой симпатией к этой женщине. Другое дело, что больше я все равно туда не пойду. Мне до сих пор плохо. У меня внутри все просто кричит: ну почему именно я, какого черта именно мне предлагают воображать и придумывать, почему у меня не может быть собственного ребенка? Есть люди куда хуже, чем я, и тем не менее у них есть дети. Это нече стно. Я понимаю, что так говорить нельзя, но однако же я уверена, что была бы гораздо лучшей матерью для своего ребенка, чем по меньшей мере половина тех женщин, которых я вижу в «Сэйнсбери», когда они позволяют своим чадам наваливать груды сладостей в тележки. Это не говоря уже о тех людях, которые, судя по выпускам новостей, обзаводятся детьми исключительно с той целью, чтобы те терроризировали соседей и превращали жизнь окружающих в ад кромешный. Нет, мой разум просто отказывается воспринимать такую несправедливость. Неужели мне так и не суждено перечитать когда-нибудь любимых «Беатрис Поттер» и «Винни-Пуха», не рискуя при этом выглядеть выжившей из ума теткой, спятившей от одиночества?
Вернувшись домой, я обнаружила в почтовом ящике письмо. Мелинда прислала мне фотографии, сделанные в тот раз, когда мы с Сэмом были у них в гостях. Очень хорошо получился тот снимок, где я держу на руках маленького Катберта. Он такой хорошенький и миленький, и мы с ним выглядим просто как родные. Можешь себе представить, Пенни: получить фотографию, где ты похожа на мамашу с ребенком, и при этом знать, что этот младенец не твой! Я чуть было не расплакалась, но, вспомнив о своем решении держать себя в руках и не зацикливаться на проблемах, предпочла заменить слезы некоторым количеством бокалов красного вина.
Впереди еще, кстати, маячит анализ спермы Сэма. Я поначалу было подумала, что все пройдет без проблем, что Сэм человек разумный и не станет устраивать скандалов из-за ерунды. Похоже, я немного поторопилась со столь оптимистичными выводами.
Дорогой я.
Сегодня на работе мы с Тревором и Джорджем пошли пообедать. Я заранее нацелился завести разговор на тему спермы - ну, в том смысле, что одна голова хорошо, а три лучше. Может, ребята и скажут что-то дельное. Джордж должен кое-что в этом понимать. У него, во всяком случае, есть тому доказательство - Катберт. Впрочем, не стоит принимать на свой счет все советы, которые может дать человек только потому, что один из его сперматозоидов послужил причиной появления на свет этакого красавца. Что касается Тревора, то он голубой, так что Бог его знает - может, он тоже в этом деле что-то соображает. По крайней мере, с обсуждаемой субстанцией ему приходится сталкиваться, так сказать, лицом к лицу. В общем, говоря начистоту, я просто хотел, чтобы разговор с приятелями на эту тему помог мне развеять страхи, которые я испытываю в преддверии надвигающегося анализа спермы (надеюсь, фраза получилась понятной и не слишком перегруженной придаточными предложениями).