Мне действительно хочется, чтобы Люси была счастлива. Честное слово. Мне остается только надеяться, что Карл Фиппс осознает, какое счастье ему привалило. Впрочем, я не имею никакого права это говорить. Я ведь не осознавал.
Я начал писать еще один сценарий. Руководствуюсь я при этом тем, что всегда советовала мне Люси: ищу темы и сюжеты в себе. Это сценарий о тупом, одиноком, жалком, слабом, безвольном ублюдке, который сполна заслужил все, что получил. Это комедия.
Прошло еще шесть недель.
Шесть жалких, убогих недель.
За те долгие серые дни, что прошли с того времени, как я умудрился разрушить свою жизнь, мне удалось узнать кое-что интересное. Я обнаружил, например, что вопреки известной истине время никого ни от чего не лечит. Каждое утро я просыпаюсь с тайной надеждой на то, что прошедшие в забытьи часы хоть в какой-то мере облегчили боль от тех незаживающих ран, которые я сам себе нанес. И каждое утро меня постигает разочарование. Время не лечит и не облегчает страданий. Мне все так же плохо, у меня все так же сводит желудок, а в голове все та же безнадежность. Я по-прежнему презираю себя и люблю Люси, которая в данный момент скорее всего находится в постели с Карлом Фиппсом (сейчас два часа ночи). Тревор говорит, что четыре с половиной месяца - это не срок, и если я рассчитываю на лечение временем, то мне следует брать в расчет годы, а может быть, и десятилетия. Сомнительное утешение, ничего не скажешь.
Боюсь даже сам себе в этом признаваться, но похоже, что я на глазах превращаюсь в очень убогое и жалкое существо.
Каждый вечер я напиваюсь в стельку, а простыни стираю раз в месяц.
Эти строчки я пишу в дневник лишь потому, что сегодня получил от Люси письмо и ума не приложу, что делать дальше. На самом деле это не письмо, а послание по электронной почте. Уже одно это немало удивило меня. Когда мы жили вместе, Люси не умела даже правильно установить время на таймере микроволновки. Вероятно, этот ублюдок научил ее. Ну, разумеется: такой крутой и продвинутый парень, как он, не захотел бы иметь рядом с собой девушку, которая обменивается с кем-то информацией таким отстойным способом, как обычная почта.
Несколько дней назад я написал ей письмо с двумя вопросами: не собирается ли она подавать на развод и где ключ от нашего сарайчика в саду, потому что трава на лужайке уже выросла чуть ли не в фут высотой.
Я собираюсь загрузить ответ Люси в этот же файл. Мне бы хотелось сохранить его, и этот дневник будет для него столь же подходящим местом, как любое другое.
Дорогой Сэм.
Ключ от сарайчика лежит под вторым справа от двери горшком фуксии. Если ты впервые за это время вспомнил о саде, то я думаю, что все наши растения уже погибли. Если же нет, пожалуйста, немедленно обеспечь их ЛНЗ. Если ты забыл, что это такое, повторяю по буквам - Любовь, Нежность и Забота. В сарайчике есть специальная подкормка для растений. Если увидишь на растениях тлю или тому подобную гадость, пожалуйста, наполни пульверизатор мыльной водой и осторожно опрыскай пострадавшие растения. НЕ ИСПОЛЬЗУЙ никаких химикатов, так как в нашем садике все органическое. Вообще-то у меня волосы дыбом встают при мысли о том, сколько там теперь кошачьего дерьма. В принципе нужно хотя бы раз в неделю проходить по саду и собирать эти какашки в совочек, иначе рано или поздно весь сад будет погребен под слоем дерьма. Что касается развода, то, пожалуй, настало время официально засвидетельствовать то, что давно уже стало реальностью: нашей семьи больше не существует. Тем не менее я полагаю, что было бы нечестно, если бы я первая сказала тебе, что хочу развода. В конце концов, как такового развода я не хочу. Не в нем дело. Я никогда не хотела, чтобы наша семья распалась. Единственная причина, по какой я хочу развестись, заключается в том, что я не могу простить тебе того, что ты со мной сделал, и я в жизни не стала бы с тобой разводиться, если бы не тот твой поступок. Следовательно, это не я, а ты хочешь развода. Ну вот, написав это и проанализировав все написанное, я пришла к выводу, что, пожалуй, и сама готова подать на развод. Впрочем, не сию минуту. Я пока не в форме и боюсь, что моя нервная система не выдержит этой неприятной процедуры.
Сэм, я до сих пор не могу поверить, что все так обернулось. Как ты мог оказаться таким болваном?
Твоя, и т. д., и т. п. Люси.
Она так и написала: «и т. д., и т. п.». Не знаю, смогу ли я когда-нибудь в будущем открыть этот файл.
Дорогой Сэм.
Прошло еще четыре месяца, и вот я снова почувствовал, что мне нужно собраться с мыслями, а для этого по возможности изложить их в письменном виде.
Премьера фильма «Все возможно, детка» состоится на следующей неделе. Все вокруг только об этом и говорят, и похоже, что премьера станет заметным светским событием. Телевидение нам уже обещано, равно как и присутствие знаменитостей. О фильме уже говорят как об образце нового британского кино. Надо сказать, что новое британское кино рождается в наши дни едва ли не каждую неделю. Не хотелось бы быть циничным по отношению к собственному фильму, но похоже, что птица-феникс британского кинематографа восстает из пепла так часто, что у нее от этого голова идет кругом.
Люси собирается прийти на премьеру.
Я этого не ожидал, но наша пресс-секретарша подтвердила, что она придет, и, конечно, она будет под ручку с Карлом Фиппсом. Пресс-секретарша заверила, что она считает эту пару гвоздем программы для светской хроники, и на нее, как на наживку, набегут журналисты. Пожалуй, равный интерес вызовет только еще одна пара - Нахве и Эван Проклеймер. Да, Эван бросил свою жену Мораг и ушел к Нахве. В мире кинематографа такие штучки в порядке вещей. Ну, а то, что он та еще скотина, и без того ясно. Ему, видишь ли, мало одной шикарной и чувственной женщины. Ему таких подавай одну за другой. Мне вот, как выяснилось, вполне хватило бы одной шикарной и чувственной женщины на всю жизнь. Вся проблема в том, что она у меня была, но я умудрился ее потерять, и теперь все другие женщины меня совершенно не интересуют. Едва ли они заинтересуют меня и в обозримом будущем.
Эта премьера для меня, конечно, будет настоящей эмоциональной встряской. Поначалу я вообще думал никуда не ходить. Я не был уверен, что смогу выдержать встречу с Люси, и тем более вместе с Фиппсом. Джордж и Тревор, однако, настаивают, чтобы я пошел. Они считают, что фильм получился очень хороший, и поэтому такое дело нужно хорошенько отпраздновать. На самом деле я уже посмотрел фильм на кассете и согласен, что он довольно удачный. Пусть Эван Проклеймер - надменная и бессердечная скотина, но свою репу тацию высококлассного режиссера он оправдал. Видимо, в этой профессии гений и злодейство в состоянии идти рука об руку. Джордж и Тревор также подчеркивают, что поскольку эта история моя (и Люси), то если уж кто и заслуживает присутствовать в момент успеха, так это именно я. А еще Джордж со свойственной ему прямотой на грани бестактности заявил: если я и похерил всю свою жизнь и пожертвовал ради этого фильма единственным ценным, что у меня было, то уж хорошую пьянку на банкете по случаю его выхода на экран я заслужил сполна.
Дорогая Пенни.
Вот уж не думала, что когда-нибудь снова открою эту тетрадь. Все, что с ней было связано, принесло мне в конце концов такую боль, что я не хотела даже вспоминать об этом. Тем не менее у меня появилось кое-что, что я хотела бы записать именно сейчас, потому что в каком-то смысле это конец прошлой истории и начало новой. И потом, Пенни, мне некому рассказать об этом, кроме тебя. Карлу я пока говорить не хочу. В конце концов, может оказаться, что и говорить-то не о чем, а если и есть о чем, то я хотела бы сначала все обдумать и ни с кем не делиться, пока не буду уверена; если же это ерунда, то лучше просто поскорее забыть о ней. Извини, Пенни, что запутала тебя, но так уж получилось, что ты у меня единственное доверенное лицо.
Видишь ли, у меня есть подозрение, что я беременна. У меня три недели задержки, и кроме того, тест на беременность, купленный в аптеке «Бутс», дал положительный результат. Я дозвонилась до доктора Купера и завтра иду к нему на прием.
Я стараюсь не позволять себе даже думать о том, что это может быть правдой, что в конце концов это случилось.
ПЕННИ!
Доктор Купер все подтвердил. Вот он - самый счастливый, да нет, единственный счастливый момент в моей жизни. Я чуть не упала в обморок от радости.
Тем не менее мне нужно стараться сохранять спокойствие. Ведь срок очень маленький, и все еще может пойти не так, как нужно.
Теперь надо очень внимательно следить за собой и правильно дышать.
Ребенок, Пенни! Ты представляешь себе? Это ведь единственное, чего я хотела в жизни!
Продолжаю писать тебе чуть позже. Я заварила себе ромашкового чаю и всячески стараюсь успокоиться и сосредоточиться. С тех пор как я вернулась от врача, мое сердце бьется так сильно, что я боюсь растрясти все у себя внутри. Придется взять себя в руки и умерить собственную радость.
Может быть, мне будет легче это сделать, если я признаюсь тебе, Пенни, что в моей безмерной радости присутствует и маленькая капля горечи. Надеюсь, ты сама понимаешь, в чем тут дело. Я столько раз писала тебе о том, как сильно я люблю Сэма, что тебе, наверное, без лишних комментариев ясно: такое чувство бесследно не проходит. Мне действительно очень жаль, что Сэм, которого я так долго и так сильно любила и с которым мы вместе пережили столько разочарований, не может разделить со мной радость этого потрясающего момента.