— Я уже, кажется, говорила, что там, где живет Джейн, нет мотелей.
— Значит, заберемся в стог сена и будем спать там! — рассердился Питер.
Он как мог пытался развеселить Эмму, но та продолжала огрызаться. У него заканчивался запас терпения и начинали сдавать нервы. Питер скрипел зубами, глубоко дышал, думал о прекрасном — лишь бы не выложить Эмме все, что он думает о ней самой, о ее поведении и ее о бесконечных придирках.
— Не надо на меня кричать, — пробормотала Эмма.
— Снова этот раздраженный тон! — Питер стиснул пальцами руль.
Что я должен сделать, чтобы эта женщина перестала ворчать? Готов поспорить на что угодно: она до сих пор не вышла замуж не потому, что была занята работой, и даже не потому, что ей не встретился подходящий человек. Нет, она одинока по одной-единственной причине: ни один здравомыслящий мужчина не свяжет свою жизнь с этой нервной, стервозной, зацикленной на правилах женщине.
Теперь Питер был счастлив, что она замолчала и погрузилась в размышления. Ему и самому нужно было подумать и разобраться в себе. Он мало знал Эмму и со дня их знакомства несколько раз менял свое мнение о ней. Сначала она его раздражала до такой степени, что Питер несколько раз порывался послать ее к черту и уволиться. Затем, когда у него хоть что-то начало получаться, она смягчилась и стала относиться к нему с участием. А он был так наивен, что поверил: вот она, настоящая Эмма. Ему казалось, что она прячется под маской Снежной королевы, потому что в глубине души Эмма — чуткая, отзывчивая, но очень закомплексованная женщина, которая боится, что кто-то увидит ее слабость и воспользуется ею. Однако довольно быстро Питер обнаружил, что ошибся. Эмма была страшно самоуверенной. Она считала, что все делает правильно. Эмма не верила в то, что может совершать ошибки, как и все другие люди. Она искренне считала себя непогрешимой. За это ее не любили коллеги. Они видели, что Эмма ставит себя выше других. Заносчивость и гордыня обнаруживали себя в каждом сказанном ею слове, в каждом ее жесте.
Возможно, Эмма сама не понимала, что ведет себя так, будто она — королева, а остальные — плебеи. Однако это не извиняло ее поведения. Единственным, кто не видел ее недостатков (которые сама Эмма недостатками, разумеется, не считала), был Чак.
Ха! Чак по уши влюблен в нее. Не стоит ждать от него объективности, подумал Питер. Он говорит всем, кто изъявляет готовность его выслушать, что Эмма настоящая леди. Сегодня, когда она едва не разрыдалась в полицейском участке, и позже, когда упала в обморок в кафе, я даже решил, что в ней есть что-то человеческое. Я опять наступил на те же самые грабли, попытавшись поверить в ранимость ее души. Ну не дурак ли? С тех самых пор, как Эмма очнулась и открыла глаза, она не перестает колоть и жалить меня словами. Раньше я часто слышал в свой адрес, что, мол, я беспринципный и бездушный гад, что у меня нет совести, что мне плевать на окружающих. Теперь я точно знаю, что есть, по крайней мере, один человек, который превзошел меня в этих качествах.
— Питер, — вдруг произнесла Эмма.
— Что? — недовольно спросил он.
— Посмотри по навигатору, сколько миль осталось до ближайшей заправки.
Питер вместо этого кинул взгляд на стрелку, отмечающую запас топлива в баке. Бензина оставалось катастрофически мало. Чуть ли ни с самого начала поездки Питер и Эмма попадали в приключения и в суматохе совершенно забыли о том, что время от времени необходимо останавливаться на автозаправках.
— Ты же все подмечаешь, — ядовито произнес Питер. — Что ж ты не проследила за уровнем бензина?
Эмма поджала губы и, вздернув подбородок, отвернулась. Она понимала, что виновата, но признать свои ошибки ей не позволяла гордость.
— До заправки четыре мили. — Питер хмыкнул. — Топливо закончится гораздо раньше. Нам придется толкать машину. Как тебе такая перспектива?
— Может, лучше пойти к Джейн пешком? Слишком уж много неприятностей поджидает нас на дороге.
— Можешь отправиться в пешее путешествие прямо сейчас. Я не стану возражать.
— Чтобы я оставила тебе свою машину? Не дождешься!
— Ты мне не доверяешь?
— Ни на грош!
— Я в общем-то не удивлен.
— Ты ничего не сделал для того, чтобы заслужить мое доверие.
— Могу ответить тебе тем же.
Эмма возмущенно фыркнула.
— Да если бы не ты, я бы давно уже забрала рукопись и ехала обратно в Вашингтон!
— Так не надо было меня с собой брать!
Питер уже не в первый раз — и, конечно, не в последний — напоминал Эмме о том, что не напрашивался в поездку. Он явно хотел получить ответ на вопрос: почему она заставила его составить ей компанию.
Сказать ему, что наш босс приказал это сделать? — размышляла Эмма. Нет, только не это!
Питер поймет, что он теперь неприкосновенен, и вообще перестанет меня слушаться.
Как будто он когда-нибудь слушался!
Они остановились на полпути к автозаправке, когда мотор начал издавать кашляющие звуки. Эмма первой вышла из машины и пнула колесо, чтобы выплеснуть свою злость, но лишь ушибла ногу.
— Стало легче? — участливо спросил Питер, подойдя к Эмме.
— Нет, — сквозь зубы процедила она.
Эмма огляделась: дорога была абсолютно пустынной. Срезая путь, Питер выбрал трассу, которая давно уже не была оживленной, ибо вела в малообитаемый пригород. С правой стороны дороги росли деревья, с левой был зеленый луг, усеянный полевыми цветами, источавшими пряный запах. Эмма присела на кочку, покрытую сухой пожухшей травой, и вдохнула свежий, насыщенный летними ароматами воздух. У нее закружилась голова: Эмма привыкла находиться в офисе, а когда выбиралась погулять по загазованному городу, то старалась побыстрее вернуться домой, в кондиционированное помещение. Здесь же, вдалеке от Вашингтона, Эмма наконец вдохнула полной грудью. Питер, казалось, разделяя ее чувства. Он стоял у машины, закрыв глаза, а его ноздри раздувались, будто Питер пытался втянуть в себя весь свежий воздух.
— Что делать-то будем? — спросила Эмма спустя пять минут.
— Подождем, пока кто-нибудь не проедет по этой богом забытой дороге.
— И что потом?
— Напряги извилины. Нас возьмут на буксир, конечно.
— Если возьмут.
— Все зависит от того, как мы будем просить об одолжении. Поэтому, умоляю, молчи. Позволь говорить мне.
— Когда ты перестанешь огрызаться?
Питер прыснул.
— Это ты мне говоришь?
Эмма укоризненно посмотрела на него.
— Может, хватит уже спорить? Давай объявим перемирие хоть ненадолго.
— Я не против, — сразу согласился Питер, что показалось Эмме странным.
— Вот так просто?
— А почему тебе непременно нужно все усложнять?
— Я только с тобой такая… сложная.
— О нет, не только со мной. Если бы ты хоть изредка общалась со своими коллегами во внерабочее время, то поняла бы, что все они относятся к тебе как к человеку, который слишком сильно задирает нос.
— Я так себя веду потому, что не желаю, чтобы мне кто-нибудь сел на шею.
— Чтобы сесть на шею, нужно подойти достаточно близко. А ты и на метр к себе людей не подпускаешь.
— Это правда… — неожиданно признала Эмма.
Питер кинул на нее недоверчивый взгляд.
— Это благоуханный воздух цветущего луга тебя опьянил, дорогая?
— Может быть.
Она и в самом деле чувствовала себя захмелевшей. Солнечные лучи были такими теплыми, а трава казалась такой мягкой… Вот бы сейчас прилечь и поспать хотя бы часок — прямо на земле, обнимая ее руками.
— Никуда не хочу ехать! — заявила Эмма.
Она встала, перешла дорогу и окунулась в волнующееся море цветов. Утопая по пояс в траве, Эмма шла и шла вперед, а потом вдруг просто упала и растянулась на земле, как и мечтала, раскинув руки.
Питер видел, как она исчезла, и предположил, что Эмма споткнулась или угодила в яму. Проклиная ее за взбалмошность — и что это ей вздумалось бродить по лугу? — он отправился на поиски.
— Эмма, где ты? — Ее след почти не был виден. Примятая Эммой трава выпрямлялась, тянулась к солнцу. — Эй, Сент-Джон!