— Подземелье действительно сильно изменилось, — он понаблюдал за последними посетителями, покидающими тронный зал. — А подданные тебя любят, Джарет. Их стенания слышны даже за стенами Лабиринта.
— Любят… — Джарет потянулся и зевнул. — Представляю, что здесь начнется в мое отсутствие. Кстати, сколько продлится путешествие?
— Не обязательно назначать сроки, — быстро сказала Игрейна, возникшая посреди залы.
— Отчего же, сроки очень важны, когда речь идет о традициях, — тонко улыбнулся Оберон. — Я подсчитал, что путь туда и обратно займет не более семи месяцев по местному времени. Так что пусть будет год и один день.
— В календаре Подземелья больше нет Безымянного дня, но звучит красиво, — Джарет подошел к жене, обнял и поцеловал в висок. На ней было зеленое шелковое платье, очень похожее на то, первое, в котором он принес ее в жертву Лабиринту. Более чем прозрачный намек. — Год — это ведь совсем недолго, правда? Ты не успеешь соскучиться, как я уже вернусь.
«Если он не вернется через год и один день, это будет означать мою победу, королева».
Игрейна даже не вздрогнула. За последние годы она привыкла разговаривать одновременно вслух и мысленно — с разными собеседниками.
«Ты меняешь правила по ходу игры!»
«Вовсе нет. Он сам заговорил о сроках».
— От имени всех моих подданных я требую клятву, — Игрейна смотрела на Оберона снизу вверх, но в ее глазах горела такая ярость, что он отступил на шаг. — Не на Камне истины, а на крови. Поклянись, что ты не причинишь ни малейшего вреда Джарету и Эвину. Ни сам, ни действуя через других существ — разумных и неразумных и природные силы. Поклянись, что не будешь препятствовать их возвращению в Подземелье и не будешь их задерживать — обоих вместе и каждого по отдельности.
Джарет хмыкнул и с интересом посмотрел на отца. Оберон склонил голову набок, словно бы в раздумье.
«Теперь уже ты пытаешься изменить правила, Игрейна».
«Вовсе нет. Ты сам поставил на зов крови, Лабиринт. Я лишь хочу, чтобы всё было честно. Пусть Джарет сделает выбор по собственной воле, без давления».
«Хорошо, Оберон даст клятву».
Игрейне не понравилось, что голос Лабиринта звучит без малейших ноток возмущения. Он явно предвидел ее ход, но что еще она могла сделать?
— Клянусь, — Оберон вынул из-за пояса бронзовый кинжал в форме листа и полоснул себя по ладони.
Джарет подался вперед, рассматривая оружие. На балу у Оберона не было ничего подобного.
— Ты удовлетворена, королева?
Ее удовлетворила бы только его смерть. Сожжение в яме, например. Игрейна кивнула.
— Да.
Джарет радостно улыбнулся. Игрейна запоздало осознала, что этой клятвой Оберон рассеял его сомнения, и Джарет окончательно поверил отцу.
— Вот и отлично! — король гоблинов хлопнул в ладоши. — Тогда я — спать.
Он исчез. Оберон подул на ладонь, заживляя порез.
— Ты удивила меня, дочь Ветра в поле. Не ожидал, что скоге может оказаться настолько сильным противником.
— Джарет вернется ко мне, — Игрейна щелкнула хвостом по ступеньке трона. Камень треснул. — И ты не получишь его сына.
— Тебе не нужен этот ребенок, королева. Он тебя боится и правильно делает, а меня полюбил сразу. Кровь — великая сила.
— Ты всё равно не победишь, — Игрейна обошла Оберона по большой дуге и скрылась в двери за троном.
Он поморщился.
«Алан гораздо уравновешеннее и мудрее этой стервы. Лабиринт, ты уверен, что хочешь именно ее?».
«Да».
***
Киата разбудил солнечный луч, коварно пробравшийся сквозь плотные узорчатые занавеси. Неужели уже середина дня? Он осторожно повернул голову, вглядываясь в спокойное лицо спящего Ардена, и почувствовал, как снова накатывает ощущение ирреальности происходящего. Память сохранила лишь отдельные образы, короткие вспышки реальности, пробивающиеся сквозь непрерывную эйфорию. Киат помнил бесконечные поцелуи и неторопливые, дразнящие, выматывающие ласки. Он скоро перестал различать, чьи руки скользят по его телу, чьи губы касаются кожи, заставляя вздрагивать и тянуться навстречу. Киат видел, как ладони Кайдена ложатся на шелковистую кожу короля рядом с его собственными, и задыхался от переполнявшего душу восторга. От того, что Кайден сейчас здесь, и что это волшебство разделено поровну на троих.
Как они перебрались на кровать, Киат тоже не помнил. Просто в какой-то момент бархат обивки сменился шелком простыней, а видение, когда-то увиденное им в пламени костра — смешавшееся в беспорядке светлое золото волос — стало явью, настолько прекрасной, что он мог лишь завороженно смотреть, не в силах отвести взгляда от двух гибких тел.
«Лунная радуга» обостряла все ощущения до невозможного, запредельного состояния. И если бы не Кайден, вряд ли Киат справился бы. Даже сейчас, когда любовь к нему надежно заполнила пустоту в душе, близость с королем заставляла сердце заходиться. В какой-то момент, когда Киату казалось, что его душа уже готова покинуть тело и уйти на перерождение прямо сейчас, Кайден перехватил руку Ардена, мягко вынул из его пальцев флакон с маслом, от которого волнами расходился пряный, будоражащий аромат, и покачал головой.
— Не надо. Ему и «Лунной радуги» более чем хватит, — и, уловив тень недовольства в зеленых глазах, с усмешкой вылил несколько капель себе на ладонь. — Лучше я.
Он неторопливо растер масло между пальцами и посмотрел на короля таким многообещающим взглядом, что Арден рассмеялся, запрокидывая голову, и откинулся на подушки, уступая. Кайден склонился над ним, его руки уверенно скользнули по мерцающей коже, и Арден застонал, выгибаясь навстречу. Киат еще помнил, как потянулся к ним и накрыл губы короля своими, помнил сжавшиеся пальцы Ардена у себя на затылке. Дальнейшие воспоминания тонули в сплошном омуте наслаждения.
Он приподнялся на локте. Кайден спал с другой стороны кровати, завернувшись в покрывало. Его рука расслабленно лежала на плече короля. Словно почувствовав на себе взгляд, он глубоко вздохнул, коротко мотнул головой и открыл глаза. В ярком свете утра они не казались стальными, скорее напоминая драгоценный дымчатый хрусталь. Кайден улыбнулся, осторожно, чтобы не разбудить короля, протянул руку. Киат поймал его пальцы и прижал к губам, постаравшись вложить в молчаливую ласку все переполнявшие его чувства.
Кайден ласково погладил его по щеке и вновь откинулся на подушки, потянувшись, как огромный хищный кот. В отличие от Киата, он уже давно не боялся, что любовь к Ардену встанет между ними. Он сбился со счета, сколько раз во время близости использовал свой дар, объединяя не только тела, но и души. Киат не ставил ментальных барьеров, полностью открывая разум ему навстречу — и увиденное в чужой душе не оставляло Кайдену места для ревности. А вот то, что минувшая ночь, кроме всего прочего, была еще и проверкой их верности, сомнений не вызывало. Кайден усмехнулся. Что ж, Арден получил доказательства, с которыми сложно не считаться.
***
Этот день для Эвина тянулся бесконечно. Сначала он два часа выслушивал наставления Игрейны. И какой смысл бесконечно повторять одно и то же? «От отца не отставать, с дороги не сходить». Он это правило с первого раза запомнил, пугать-то зачем?
Потом Алиас в конец замучил защитными заклинаниями. Можно подумать, Эвин в одиночестве отправляется на дороги. Только Герберт не стал читать нотации, зато подарил совершенно замечательный походный набор — с множеством эликсиров на все случаи жизни.
Эвин до сих пор не верил, что отец и Оберон берут его с собой, и что уже завтра он увидит дороги, а потом — Тир на Ног! Ни один из его старших братьев там не был. Эвин задумался, считаются ли теперь сыновья Селара его братьями? Не придя к однозначному ответу, уточнил у Хоггла.
— А как же, — хмуро ответил садовник, щелкая ножницами над кустом синих роз. — Мать-то у вас одна. Единоутробные вы, стало быть. Кровь, едрить ее…