— Да, и ты увидишь, что он похож на Неаполь, и даже красивее Неаполя, — говорит Аргина, улыбаясь только глазами, — я покажу тебе все достопримечательности нашего города и, еще, тот двор в армянском районе города — Арменикенде, где я родилась. Все наши соседи были армянами, иначе я бы армянского языка не знала. А потом получили новую квартиру в микрорайоне. Ты ведь поедешь со мной? — Конечно, а ваш город красивее нашего села? Аргина немного думает, потом говорит: — Не знаю, Абик. Наверное, город имеет свою красоту, село — свое.
Далеко, высоко, очень высоко в небе, медленно плывут серые тучи. Их тени плывут над полями, лесами и над селом. Потом тени сгущаются, и небо вмиг чернеет. В саду и внизу, в глубине ущелья, птицы мгновенно прекращают свои сладостные песни. Весь мир постепенно мрачнеет, ущелья погружаются в темноту, далекие горы пропадают в тумане. — Сейчас будет гроза. — говорю я. Аргина, прищурившись, смотрит на небо. И в это время синеватая молния зигзагом делит небо пополам, на короткое мгновение осветив окружающие горы, утопающие в лесах. То тут, то там раскинувшиеся на склонах гор овраги и луга, потом, сначала спокойно, дальше усиливаясь, небо начинает так грохотать и дрожать, что кажется, одновременно начали палить из тысячи орудий. Аргина в испуге кидается ко мне, я смеюсь, глядя на нее. Она тоже улыбается, хотя знаю, что ей вовсе не до смеха. Наверное, боится грома и молнии. — У нас в городе почти не бывает гроз — будто оправдываясь, говорит она. — И даже, когда бывают, не так часто и не так сильно. — В наших горах много дубов. Это дубы притягивают молнии. В действительности, я не знаю, насколько это правда, потому что я сам об этом нигде не читал. Если откровенно, однажды, в горах мы попали под град, и отец моего друга Овика, дядя Ерванд, сказал, чтобы мы не прятались под дубовые деревья, они часто притягивают молнии. И, действительно, два года назад на краю села молния ударила и разделила на две части очень старый дуб. Целую неделю дуб дымился, тлел потихоньку. Почему-то, никто не осмеливался подойти к горящему дереву. Вместе с ветром об землю ударяются первые, крупные капли дождя, потом сразу начинается проливной дождь, который сильно бьет по кровле дома, по двору, по посуде для воды, откуда пьют куры.
Приятно стоять на балконе и смотреть, как вода по водосточной трубе, журча, льется на землю: слушать, как усилившийся от дождя поток речки Барак Джур, бешено бурлит в низине, в туманном ущелье, слышать в разных концах села тревожные окрики людей. видеть понурые от дождя одиночные деревья, мокрые поля, привязанную кем-то лошадь, которая молча стоит и ждет окончания дождя. — Знал бы, что пойдет дождь, позвал бы Овика. — В шахматы поиграть? — спрашивает Аргина. — Что еще можно делать в такую погоду, кроме, как играть в шахматы? Или ты не хочешь, чтоб я его звал? — Дурачок. Как я могу не хотеть? — удивляется она. Про Овика я спросил умышленно, потому что все село такого мнения, что Овик неисправимый парень, даже один раз хотели его исключить из школы. Однако Аргина, а также вожатая Нвард, оказались категорически против. Они выступили на педсовете и строго осудили тех, кто был за исключение Овика. В этот день я был дежурным, после уроков, проходя по коридору, я услышал из учительской голос Аргины и, невольно, остановился: «Я бы хотела еще раз напомнить всем тем, кто требует обязательного исключения Овика Захаряна, напомнить, что, даже в самый трудный, самый тяжелый момент жизни нельзя терять веру в человека, тем более, если человек в возрасте Овика, потому что безразличие по отношению к человеку безвозвратно толкает его в пропасть, — голос Аргины звучал убедительно и уверенно. — Легко исключить ученика из школы, но неужели мы, учителя, после этого имеем право прямо смотреть в глаза его родителям, в глаза людям, и просто, имеем ли мы право жить, дышать и пользоваться дарами жизни, если нас больше не волнуют горе и радость, не то что всех людей, а ученика нашей школы?»
Я бы с удовольствием еще послушал Аргину, но в другом конце коридора, откуда ни возьмись, вдруг выскочила уборщица Варсеник и жестом дала понять, чтоб я убирался от учительской. А вечером дома Аргина сказала маме, что неисправимых людей в жизни не бывает.
Честно говоря, мне эти слова очень понравились, потому что Овик, не смотря на все его недостатки, неплохой парень, мы с ним с первого класса до сих пор дружим. Аргина тогда, еще, сказала, что она сделает все, чтобы Овик стал одним из образцовых учеников школы. Это тоже мне бесконечно понравилось. И теперь, заговорив об Овике, я хотел узнать, не забыла ли Аргина о своем обещании, не изменилось ли ее отношение к моему другу? Нет, не изменилось. Иначе, зачем она должны была говорить: — Как дождь перестанет, позови Овика. Овик позавчера тоже был у нас. Они с Аргиной некоторое время занимались оформлением школьной стенгазеты, а потом сыграли несколько партий в шахматы. Аргина проиграла все эти партии. Это было очень удивительно, потому что Аргина в шахматы играет отлично. Но, потом, она сказала, что у нее есть определенная цель. Я не понял, какую цель может преследовать умышленный проигрыш, и ничего не сказал. А Овик, этот тупица, радовался, как теленок и восхищался. Дождь постепенно прекращается, солнышко, мокрое от дождя, высовывается в углу неба и улыбается. Вдалеке, над горами, перекинулась тонким мостиком цветная радуга, похожая на змеиную чешую, а еще выше, касаясь горных вершин, уже расходятся тяжелые тучи. Я выбегаю на улицу звать Овика.