Ее взгляд упал на групповую фотографию в темно-красной рамке, висевшую на стене. Это было в конце июня, сфотографировались всем классом. Анаит медленно подошла, будто, раньше никогда не видела, и стала очень внимательно рассматривать фото. Вот она, рядом с учительницей русского языка Марией Амбарцумовной. А вот, в последнем ряду, как-то особняком, стоит Карен. У него спокойное лицо с выраженной силой воли, решительно направленное в объектив, чуть холодный взгляд. Каждый раз, глядя на это, до жестокости строгое и серьезное лицо, Анаит, с чувством стыда, не утихающим, спустя много лет, вспоминает один случай, с которого, по сути, и началась вся эта история. Она так хотела бы выкинуть из памяти тот случай, но, увы, это невозможно, как невозможно забыть все то, что, так или иначе, связано с Кареном, его юмор, обаятельная улыбка, добродушный смех, его манеры — все это запечатлено в памяти и в сердце Анаит.
Анаит вышла во двор сменить воду в графине. Свет из дома, выбравшись через дверной проем, прыжком поднялся на тутовые деревья, шелестящие от слабого ветра, прыгнул вниз, как кошка, и проскользнул обратно, когда Анаит закрыла дверь. Во дворе стояла тишина… ни звука… не спали лишь деревья в саду. Они тихонько шептались, беседовали, будто, не осмеливаясь приблизиться друг к другу. Стояла привычная тишина, и в эту необычную ночь, в этой полной тишине, вверх, по ущельям, клубясь, медленно поднимался туман, внизу, из какого-то приусадебного участка валил густой дым — жгли навоз, дым был густой и черный. Вдали, в серебрянных лучах лунного света, в стороне от гор и холмов, виднелся Мрава-сар, окутанный белыми облаками. Или, это был снег? Наверное, был снег.
Воспоминания вновь увели Анаит. Да, с этого началась вся история, с этого нелепого случая, вспоминая о котором, и сейчас, через годы, Анаит чувствует, как от стыда ее лицо заливается краской.
…Это было на большой перемене. Чтобы показать себя перед подругами, Анаит прыгнула на подоконник, и глядя на Карена, который что-то искал на карте, прищурив улыбающиеся глаза, сказала:
— Слушай, Карен, могу задать тебе один вопрос, как секретарю комсомольской организации?
В школе шли слухи, что Карен по уши влюблен в Анаит, и, зная шаловливый характер Анаит, девочки с интересом обернулись на них.
— Какой вопрос? — спросил Карен, не смея смотреть Анаит прямо в глаза. Привычным движением головы Анаит откинула волосы назад и сказала:
— Вообще, это не вопрос… В действительности, я хочу произвести с тобой обмен, если можно, конечно. — Ее красивое лицо было озарено весенним солнцем и смехом. Смеялись глаза цвета чистого неба, полные губы, нежные, как лепестки розы, белоснежные зубы.
— Что за обмен? — в недоумении спросил Карен.
— Ты отдаешь мне свою шапку из мускусной крысы, а я взамен целую тебя один раз… Или, можно два раза. Согласен?
Карен слегка растерялся, потом подошел, из-под парты достал шапку-ушанку, которую дядя прислал из Казахстана, протянул Анаит и спокойно, подчеркнуто холодно, сказал:
— Возьми.
— Значит, согласен, — победоносно и хитро улыбнулась Анаит, горделиво взглянув на девочек.
— Нет, не согласен. Ты очень дешево продаешь свои поцелуи, такие поцелуи мне не нужны…
Оставив шапку в руках Анаит, он повернулся и вышел из класса. Анаит стояла, ошеломленная, наверное, впервые в жизни, растерявшись, она не нашлась, что сказать. Она стояла, окаменев, на глазах у подруг, сгорая от стыда и, непроизвольно, перебирая пальцами мех на шапке. Потом, вдруг, бросила шапку на подоконник и тоже выбежала в коридор, который гудел от голоса множества учеников.
Когда прозвенел звонок, и Анаит вошла в класс, подруги увидели, как покраснели и припухли ее глаза от слез. С этого дня Анаит, как будто, подменили. Не было прежней Анаит. Правда, она и сейчас, как прежде, могла убедить весь класс, сбежать с урока, запросто выучить наизусть десять страниц из учебника по тригонометрии (у нее была ошеломляющая память), или во время контрольной по алгебре полностью, от первой строчки до последней, списать у подруги, сидящей рядом, и светящимися глазами уставившись на педагога, сдать ему тетрадь и с невинным видом объявить: «Ынкер Агасян, Вы можете уже сейчас поставить „двойку“, я сначала до конца списала у Греты». И, тем не менее, это не те поступки, которые характеризовали Анаит. Она стала часто погружаться в свои мысли. Время от времени, ловила себя на том, что ревновала Карена к подругам, когда видела, как они, просто так, подходили к нему, чтобы спросить о чем-то. После разговора между ней и Кареном, тот поступок более не обсуждался, тайком следила за каждым его шагом, а во время случайных встреч была рассеянной, терялась и быстро отводила взгляд.