Как и сверстницы, Анаит часто получала письма от мальчиков, и в этих письмах они, порой, нежно, порой, сердечно, а порой, насмешливо приглашали её на свидания. Ясно, что это ласкало ее девичье самолюбие, она радовалась и гордилась этими письмами и, закрываясь в классе или уединяясь в одном из уголков школьного двора, читала подругам, не называя, конечно, имен авторов. Такие письма она и сейчас получала, однако, они впредь не радовали ее, больше вызывали сомнения, а потом стали нервировать. И, получая очередное любовное письмо, она, просто, возвращала его обратно, не читая или, просто, рвала. В итоге, Анаит попросила не брать ни одного письма, адресованного ей, (эти письма передавались ей через подруг, или через учеников младших классов). В конце апреля, в один из ясных и солнечных дней, Анаит с сумкой в руках шла в школу. Уже прозвенел второй звонок, поэтому она спешила. Дойдя до школы, у ворот, кто-то сзади сказал:
— Теплый привет Анаит Габриелян! Анаит обернулась и увидела Мушега Арушаняна из 10-го «б» класса.
— Здравствуй, — холодно откликнулась Анаит.
— Я сейчас шагал за вами и внимательно смотрел на вашу тень, — улыбаясь, сказал Мушег.
— И потом?
— Потом ничего. Я смотрел на Вашу тень и думал, что у красивых девушек тень тоже красива.
Анаит засмеялась:
— Что нельзя купить за золото, можно приобрести добрым словом. Ты, вероятно, этим девизом руководствуешься, правда?
— Ну, скажем, — с воинственным взглядом бросил Мушег.
— Бесполезно, Мушег, этот двиз имеет свой недостаток, на меня не влияет.
— Поэтому не отвечаешь на мое письмо?
— Какое письмо?
— Сатик из нашего класса принесла.
— Я твое письмо не читала.
— Значит, посчитала не достойным.
— Считай, что так.
— Благодарю, — усмехаясь, сказал Мушег. — знаешь, что сказал один умный человек по этому поводу? «Поднимаясь вверх по дороге жизни, не поступай с людьми жестоко, ты можешь встретиться с ними, спускаясь вниз». Правда, хорошо сказано?
Анаит всегда раздражала манера Мушега говорить высокопарно и глубокомысленно, и, самое главное, чужими словами.
— Хорошо сказано, только не поняла, какое отношение имеет это ко мне?
— Ничего, Анаит, потом поймешь, — многозначительно пообещал Мушег.
Анаит, вдруг остановилась, повернулась в сторону Мушега, в то же время, понимая, что потом будет раскаиваться о проделанном, задыхаясь от волнения, неожиданно сказала:
— Ты же хорошо знаешь Карена? Карена с нашего класса.
Мушег, непроизвольно, кивнул головой, с удивлением глядя на слегка побледневшее лицо девушки.
— Скажем… знаю…
— Вот если бы он написал… От него, только от него я б хотела получить письмо. Каким бы ни было это письмо, хоть обидное, хоть… только бы написано было его рукой…
Ошеломленный, услышанной новостью, Мушег не смог сдвинуться с места. Оставив его стоять, Анаит, развеяв густые волосы по плечам, побежала вверх по каменным ступенькам и вошла в полутемный коридор. Часто вдыхая нежными ноздями воздух и постепенно привыкая к темноте, она промчалась по коридору, будто за ней гнались, вошла в класс. Взглядом отыскала Карена и решительно подошла к нему. Сидя за своей партой, Карен читал какую-то потрепанную книгу.
— Что за книгу читаешь, Карен? — спросила Анаит.
Карен оторвал взгляд от книги, с удивлением посмотрел на нее.
— Про разведчиков.
— Интересно?
— Пока не знаю, недавно начал.
Под его внимательным взглядом, волнуясь до слез и, почему-то, сгорая от стыда, Анаит попыталась открыть свой старый портфель. Но замок, как назло, не открывался, вероятно, испортился. Вдруг, вспыхнув от отчаяния, сама в ужасе от произносимых ею слов, Анаит сказала тихо:
— Знаешь, я бы хотела, чтоб вернулись те далекие и счастливые времена, когда девушка сама могла объясниться парню в любви, и это не считалось унизительным… Но нет, я этого не хотела бы, потому что в те старые времена не было бы тебя…
И сейчас, спустя много лет, осенней, лунной и холодной ночью, стоя одна-одинёшенька, Анаит думает о тех далеких, уже безвозвратных днях. И ей было, стыдно и, в то же время, приятно вспоминать ту детскую выходку, на которую ее, по всей вероятности, толкнул короткий разговор с Мушегом. Удивительным было то, что Карен сразу понял ее. Он слегка побледнел, потом улыбнулся так, как способен был улыбаться лишь он, только глазами. Анаит до сих пор не может забыть. как в эту минуту с души ушло напряжение, рука невольно упала на парту, всем ее существом овладела необычная, исцеляющая слабость, от которой слезы сами по себе проступили на глазах. Ей, пожалуй бы, заплакать, но в это время рука Карена осторожно опустилась на ее руку и легонько прижала кончики ее пальцев. Анаит опустила лицо, горящее пламенем, но руки не убрала. В ее глазах уже не было слез, но сердце ее билось так, будто, вот-вот выскочит из груди.