— И очень хорошо сделали, что договорились, — визгнула мать. — А почему мы это сделали? Чтобы такой дурак, как ты, имел достаток в жизни. Чтобы не был вынужден прогибаться перед другими. Наступит, наступит тот день, когда ты обеими руками будешь бить себя по голове за эту твою любовь, но будет поздно…
— Подожди, — одёрнул ее муж, — не то говоришь, зачем это нужно? Пусть любит, по любви женится. Только скажи мне, чем Астхик хуже этой твоей дочери Сурена? Она, что слепая, косая? Смотришь, как Ангелочек, честно говорю, в этих наших верхних селениях я не встречал такую девушку. И живет в городе, не то, что, как твои эти девушки, летом и осенью — на полях, зимой и весной, — запачканные в снегу и грязи.
— Такие мне больше нравятся, — настойчиво сказал Карен, на него слова отца не подействовали, потому, что, даже глупый человек понял бы, что это неудачная попытка прикрыть чересчур откровенно сказанные слова жены, потому, как основная мысль заключается в ее словах: мать хотела породниться с ее дальним родственником, который обещал вместе с приданым дочери подарить будущему зятю автомашину, а после свадьбы построить в городе собственный особняк для новобрачных. Карен знал, что этот родственник жил в областном центре, работал каким-то начальником на маслозаводе и, не было сомнения, что он обязательно выполнит свое обещание. Астхик была его единственной дочерью, училась на первом курсе института иностранных языков и, между прочим, небезразлична была к Карену, Карен это тоже знал и относился к ней, как к дальней родственнице, не более.
— Запачканные в снегу и в грязи мне больше нравятся, — повторил Карен, — а особняк и машина мне не нужны. Дом у нас есть, а что касается машины, и без нее можно прожить.
— Дочь Сурена в мой дом не войдет, — снова взвизгнула мать, — мы с твоим отцом не для того годами наживали имущество, чтобы она пришла и хозяйничала здесь. её ноги здесь не будет.
— Почему? — побледнел Карен. — Потому, что не из богатой семьи, диплома нет и не ясно, будет ли когда-нибудь? Да?
— Да, — сжимая губы, кивнула мать.
— А, что толку от того, что у тебя есть диплом? Хоть один день в жизни ты работала?
— Не работала, потому что в этом нет нужды. Муж мой работает…
— Муж твой обыкновенный лесник с зарплатой в восемьдесят два рубля…
— Обыкновенный лесник, но во всем районе его знают и уважают.
— Государственный лес продает и всех кормит, потому и уважают.
Далее разговор перешел в абсурд, родители стали орать на Карена, требуя от него покорности и угрожая наказаниями всех видов, Карен упрямо мотал головой, не поддаваясь их увещеваниям. Закончилось тем, что парень, потеряв терпение, тоже стал орать на родителей, после чего, мать прокляла его, проливая горькие слезы.
— Пошел, вон, отсюда, сукин сын, — в ярости отец подался вперед. — Уйди, вон, бесстыжый мальчишка, и не смей после этого показываться мне на глаза, — закричал отец, дрожащими руками доставая мятую пачку «Беломорканала».
— Совсем голову потерял, — вслед за сыном, причитая со стоном и вытирая слезы, сказала мать. — Ничего, ты еще посмотришь, — добавила она, но было неясно, к кому относились эти слова — к Карену или, к Анаит.
Карен не услышал сказанное матерью, громко хлопнув дверцей ворот, подавленный в душе, минуту постоял молча, не зная, что делать. И, неожиданно для себя, вдруг решил после выпускного вечера поехать в Казахстан, к дяде. От дома до школы он все время думал об этом. Молоток и топор держать может, дядя научил, но этого, конечно, мало, чтобы получить нормальную работу, по этой причине он и решил поехать к дяде. Тот поможет ему, а заодно и он заработает деньги на учебу, а если в Казахстане, будет хорошо, останется там и возьмет к себе Анаит… Карен знал, что с Анаит он поступил бессовестно, глупости наболтал и, как следует, не объяснил суть дела. Не трудно представить, в каком она сейчас тяжелом моральном состоянии. Сам Карен тоже не в лучшем положении, хотя одна умная мысль обнадеживает: не все еще потеряно, ему казалось, что родителей еще можно переубедить, несмотря на то, что хорошо знал характер матери — если она что-то вбила себе в голову, то что бы ни случилось, должна обязательно исполнить задуманное. Отец — это, конечно, другое дело, ему можно было что-то объяснить, потому что, хоть и хорохорится, возомнив из себя грозного мужа и влиятельного отца семейства, в действительности, находится под властью жены. Может, дяде написать? Но что это может дать? Дядя отсюда очень далеко, правда, он очень любит Карена, но на таком расстоянии он, вряд ли, сможет чем-то мне помочь. Значит, что делать? Неужели единственный выход — ехать к нему? С такими горестными мыслями Карен обратно вошел во двор и, поднимаясь по каменной лестнице, неожиданно подумал о том, что дом этот для него стал чужим, он не хочет ступать в него ногой. И ужаснулся от этой внезапной мысли…