Внезапно без всякой видимой причины на лицо фейри набежала глубокая скорбная тень, шаг замедлился, а плечи опустились -- тяжелые черные мысли вновь овладели им:
-- Что же все-таки произошло?! Где я?! Что с кланом!? Что с Землей?! И когда я и все это место исчезнем?! И ладно если осуществится задуманный нами план и наши перенесутся на Землю прошлого, а если нет!!!? - в тысячный раз безответные вопросы терзали душу и разум фейри, и в тысячный раз внутри него поднимался еще один вопрос: покончить с собой и очнуться в загрузочной темноте, а потом, здравствуй респаун и клан. Но опять же в тысячный раз инстинкт не дал принять окончательное решение -- внутренняя суть не словами, но говорила ему, что ни к чему хорошему это не приведет, а своему чутью Дримм привык доверять.
Каждый раз, когда на него накатывали подобные темные волны, Дримм старался отвлечь себя чем-нибудь другим, вот и сейчас он почти побежал по тропинке и в тоже время вертел по сторонам головой:
-- Кусты, деревья, взлетевшие пичуги -- все не то! Свинцовый блеск под кустом -- нужно запомнить место! Грибы, я так и не научился разбираться в местных грибах -- совершенно незнакомые грибы, причем незнакомы не только по Земле, но и по книгам Серединного мира! Где я, мать их всех за ногу подери!!! Так -- опять!? Нужно отвлечься! Деревья, весенняя трава, порскнувший заяц, тропа, поршня. О как! Правая ''калоша'' совсем от бега истрепалась -- нужно будет или чинить, или сплести новую. Скорей бы сделать нормальную обувку, а не то убожество что сейчас на мне. -
Способ сработал, и Дримм сумел переключить свои мысли на... обувь, и ради истины следует все же сказать: фейри не был к себе справедлив, и сварганенные из сырой кожи поршни неплохо служили своему создателю, а плетеные из лыка лапти поверх них (те самые ''галоши'') исправно продлевали поршням жизнь. Впрочем продлевать-то продлевали, но... это были уже пятые поршни и бог знает какие по счету ''галоши'' и все это при том что первые месяцы своей жизни здесь он и вовсе ходил босиком.
Дримм вихрем ворвался во двор и так же стремительно нырнул в полумрак землянки -- как всегда приятная прохлада и в то же время тепло от никогда не остывавших печей подействовали на его мятущуюся душу успокаивающе. Помогли и кри, как взрослые почувствовавшие его тяжелое состояние, так и детеныши, которых манил пахучий свежий мед. Фейри немного пообщался-успокоил взволнованных старших кри (или они успокоили его -- трудно разобраться), потискал облепивших его детенышей и разумеется угостил и тех, и других медом. Сам съел липкий и сладкий комок, хрустнул трупиком пчелки на зубах и окончательно пришел в себя. Фейри как мог процедил мед и слил его в общую корчагу, потом снял поршни, освободил их от ''калош'', секунду их рассматривал, а потом бросил износившуюся пару в жерло одной из печей, подложил дров во все три и занялся домашними делами.
Некоторое время фейри мял глину в специальной яме в самом темном и далеком от печей углу: мял долго, сначала руками, затем топтал и снова руками, отделил от общей массы немалый комок и еще немного его помял. Сплел короб и новые ''галоши'', доделал топорище, проверил преющие крынки с травами, что с ночи стояли в отделении одной из печей (некоторые оставил как есть, другие убрал в холодок), сунул в кухонную печь горшок с недоеденной копой, медной кочергой нагреб углей для жара и занялся голубем. Вскоре по землянке поплыл восхитительный запах жаренной дичины, щедро сдобренной травами и чесноком. Пока жарился голубь Дримм заварил ралгун и налил в небольшую мисочку на столе немного меду. Когда голубь был уже почти готов, порубил к нему на сковородку вурма, не очищая его от кожуры, туда же отправил копу из разогревшегося горшка, хорошенько перемешал, вновь сунул в печь минуты на три, достал, поставил на стол и щедро бросил сверху луковых перьев.
Фейри не стал давиться и обжигаться шипящим и стреляющим жиром блюдом, а дал ему подостыть, за это время успел еще раз сходить покормить коз, помыть руки, достать крынки с квашенной капустой, морковью, солеными огурцами и страшно кислыми мочеными дикими яблоками, любимым блюдом Рики-Тики-Тави (именно так Дримм назвал главу семейства кри). Он не боялся оставлять готовую еду на столе -- кри не начнут без него и не дадут ничего утащить со стола неразумным детенышам. На этот раз большую часть умял Дримм, заедая недавний стресс, но и кри хорошо похрустели нежными голубиными костями, перехватили немного мяса и много яблок, капусты, моркови и огурцов, поморщились, но съели несколько кусочков копы и с гораздо большим энтузиазмом почти весь жаренный в голубином жиру вурм. После обильной трапезы фейри позволил себе расслабиться и не меньше получаса сидел, баловался ралгуном и балдел от тяжести в желудке и пустоты в голове. Кри ему не мешали: дружно вылизывали давно остывшую сковороду и подъедали что осталось на столе, а после так же дружно отправились на послеобеденную сиесту.
Дримм не последовал примеру своих соседей кри, а, помыв и отчистив золой посуду, в третий раз за сегодня отправился в лес.
''Успевает всегда тот, кто никуда не спешит'' -- сказал когда-то один мудрый человек, вот и фейри не особо торопясь успел все: как и хотел навестил место, где должна была взойти конопля, и остался доволен; посетил заросли малины; как и хотел поставил у яблони силки; нашел несколько потерянных зарядов для пращи и надрал немного коры; дошел до самого солончака-окраины своей тюрьмы без стен и стражей, но охотиться не стал, а только отколол себе хороший ком соли и повернул назад, но прежде чем отправиться домой, зашел в еще одно место.
Последняя остановка на пути домой встретила его жуткой вонью чуть ли не за километр. Дримм фыркнул, но продолжил путь, хотя чувствительный нос фейри даже немножко распух и начал дергаться к концу пути. На сотню метров от источавшей такие оху.....ные ароматы ямы не было ни зверей, ни даже кажется птиц, насекомые так же избегали приближаться, а вот Дримм дошел до самого конца и несмотря на жутко чесавшийся нос, довольно оглядел внутренности распугавшей всю живность ямы.
Жуткая, какая-то нездоровая даже на вид жидкость выглядела ненамного лучше чем пахла -- в общем так как и должна была выглядеть смесь мочи, прокисшего козьего молока, птичьего помета и соли. Дримм взял прислоненную к дереву жердь и поворошил ей внутри этого мерзотного бульона, отвалил один из камней, что прижимали утопленную оленью шкуру и подцепив ее за край частично поднял на поверхность.
-- Да, пчелкам придется потерпеть, - подумал Дримм, оценивая тошнотворного вида разводы на обеих сторонах шкуры. - Завтра надо будет доставать, отскоблить что осталось, а потом мыть, мять и жировать. Наверное дня два придется мучиться, но зато потом останется только продымить яблочными дровами, вот и пригодилась та старая яблоня -- за месяц дрова должны хорошо просохнуть. Сделаю все это, можно уже по-настоящему работать, только бы не запороть столько труда. -
Дримм притопил шкуру, разгладил ее как мог и вновь привалил камнем чтобы не всплыла.
-- С такой шкуры должно получиться 3-4, а то и 5 пар сапог, - мечтал удалявшийся от вонючей ямы Дримм. - Половину скорей всего запорю, - все же не стал он лгать себе, - первые так точно -- это не сырую кожу обернуть вокруг ноги и сшить пока не засохла, да и нити из жил вызывают сомнения. Особый вопрос -- пропитка. Жира у меня много: и медвежий, и свиной, так что попробую и тот, и тот и не буду экономить, а вот в дегте не уверен -- березы я здесь так и не нашел, а сгодится ли местный, станет ясно только после пропитки. Может попробовать конопляное масло? - он серьезно задумался о замене дегтя, но так до самого дома и не пришел к какому-то решению.
Вернувшийся из леса Дримм не поперся сразу домой, а сперва раздевшись до гола отмылся от пропитавшей его вони, не пожалел смеси эфирного масла из хвойной коры и свиного сала, сумев почти ликвидировать неприятный запах. Надел свежие кожаные штаны и не обуваясь прошел в дом. Кри все еще спали, а до вечера было далеко, и Дримм решил поработать с металлом: пошуровал внутри кузнечной печи кочергой, подбросил дровишек, покачал меха, еще раз пошуровал, задвинул специальную задвижку и еще несколько раз налег на меха. Огонь внутри объединенной с горном печи загудел совсем по другому и на фейри плеснуло жаром, заставив выступить пот на обнаженном торсе. Он начал раскладывать инструменты, одновременно решая какой из металлов удостоить своим вниманием: