· И творчество нуждается в простое, что прекрасно подтвердил Гальба и даже оправдал: «Никого нельзя заставить отчитываться в безделии».
· Услада талантливого бездельника выражается в замене всего одной лишь буквы в известной мысли: все, что не делается, все к лучшему.
· Безмерно талантливый поэт-философ (Гёте? Вознесенский? Пастернак? Пушкин? Байрон?): «Ладно, так и быть, признаюсь перед смертью: сначала я нахожу рифму, а уж потом, исходя из нее, — смысл…»
· Говорят, Нерон любил слова: «Кто ничего не услышит, тот ничего не оценит». «И не создаст!» — добавил творец.
· Часто мы ставим точку не там, где еще сочится мысль, но бывает, когда даже сам автор забывает о точке, а нам, читателям, приходится потом расхлебывать, цитируя «талантливейших из талантов», подправляя их собственной точкой, доводя мысль автора либо до ума, либо до нелепости. Вот пример из Маяковского, сказавшего хрестоматийные слова: «Я хотел бы жить и умереть в Париже». Вот тут бы и точку поставить, сам автор, допускаю, не избежал бы сегодня такого соблазна.
· Не забудем и Данте, сказавшего: «Сомнение доставляет не меньше наслаждений, чем знание».
· Когда ты не признан обществом и тебе кажется, что ты нуждаешься в его признании, но тебя терзают сомнения в праве претендовать на общественное внимание, разберись с собой, вспомнив Тибула, давшего такой совет: «Когда ты в одиночестве, будь сам себе толпой».
· Какому образу подобен творческий человек, растративший талант на пустяки (добывание орденов, званий, лауреатств и прочей мишуры, обеспечивших ему тем не менее сносный быт, но и душевное опустошение)? Он похож на новогоднюю елку на десятый день, когда она, как пожилая графиня, сохраняет к старости драгоценности, но осыпается.
· Каждый истинно способный человек, получая орден «в связи с» или по случаю собственного «летия», не может не думать о том, что такая награда всего лишь прибавляет еще одного человечка на его похоронах, несущего еще одну подушечку с орденом за его гробом; хорошо еще, если он успеет понять, лежа в гробу, что все это суета сует.
· Не ищите восторгов в свой адрес, ибо сказано еще Вольтером: «Им восторгались и тем не менее его любили». Обратите внимание на «тем не менее»: вся соль здесь.
· То, что жажда наград — порок, не знает только тот, кто не хочет этого знать: о таком хорошо говорили умные люди, что «он не видит даже котомку за собственными плечами».
· Прав ли Монтень, сказав: «Слава и покой не могут ужиться под одной крышей»? Лично меня берет сомнение в правоте Монтеня: если эта мысль посещает того, кто уже обладает славой, я готов ему поверить, но если того, кто имеет только покой, — тут я умываю руки.
· Истинно творческого человека может гнать по жизни, как зайца, только тщеславие.
· Девиз йога, как мы знаем, есть изречение: «Кто ест мало, тот ест много!» Девиз этот легко приспосабливается и к нашей действительности, и к теме, связанной с наградами: «Тот, кто получает мало наград, тот получает много!»
· Вольтер сказал: «Если хочешь кого наказать, не убивай его, а оставь в прежней должности». Уверен, что был бы сегодня Вольтер и жил бы в России, сказал бы иначе или добавил к уже сказанному: «И не давай ордена и звания».
· Мудрые люди говорили в древности, и нам надо бы знать: «Недобор ближе к умеренности, чем перебор, который гораздо труднее оправдывать». Но как современно звучит!
· Есть и такой выход из положения, который предложил тщеславным людям Эразм Роттердамский: «Что тебе от того, что все вокруг тебе свищут, если ты сам способен себе рукоплескать?»
· Михаил Зощенко однажды вспомнил ассирийского царя Сарданапала, который, живя в роскоши, назначил огромную премию тому, кто придумает новое наслаждение. Я же подумал, вычитав этот факт у Зощенко: не литературные ли премии имел в виду ассириец Сарданапал, не зря же припомнил его Зощенко?
Общеизвестно, что всемирно любимое шампанское «Новосветское» (с черной этикеткой — для тех, кто забыл не только его вкус, но и вид) выпускалось в Судаке заводом, который принадлежал князю Голицыну. Князь, говорят, жил безвыездно в Крыму, ходил в татарской мохнатой папахе, закрывающей брови, в армяке, который подвязывал простой веревкой, носил кирзовые (не лайковые, конечно же!) сапоги и жил в глинобитном татарском доме (хотя был у него, наверное, и цивилизованный дворец). Каждый год «Новый свет» выставлялся на всемирном конкурсе шампанских вин в Париже и неизменно получал Гран-при, при этом князь никогда не выезжал в Париж, Санкт-Петербург или Москву и даже не был представлен при императорском дворе. Зато после каждой победы, так гласит легенда, журналисты приезжали в Судак и брали интервью у князя. И вот однажды кто-то из французов спросил у Голицына, в каких он отношениях с царем, на что князь ответил (потом ответ его публиковался не только в иностранной, но и в российской прессе в назидание не одному поколению честолюбцев): «Царю, слава Богу, покуда не удалось унизить меня почестями и наградами».
Каково сказано…
Ставлю в конце не восклицательный знак, способный выразить наше с вами, читатель, восхищение князем, а многоточие — для раздумий.
Новая газета. 1997, 25 июня
Новое русское слово. США. 1995, февраль
Обработка материала
Научный подход
Ну вот, кажется, все позади. Концепция, представьте себе, подтвердилась. Запас мыслей не только не уменьшился, но и пополнился. На дне чемодана лежат блокноты с записями бесед. Журналист уже бросил последний взгляд на суетливый перрон, поплывший мимо вагона, и мысленно сказал последнее «прости» людям, с которыми его свела командировочная судьба. Короче — «финита ля комедиа» (или «трагедиа», кому как повезет).
Тут бы и родиться первому вздоху облегчения, наступить покою, явиться бы удовлетворению от проделанной нелегкой работы. Но, увы, все наоборот: именно сейчас журналист почему-то взволнован, его начинают обуревать сомнения и неуверенность. Он страшно напуган обилием материала и его хаосным состоянием при всех его стройных, заранее выверенных и вроде бы подтвердившихся предположениях! Он ощущает сумбур в голове и, как человек, меняющий вовсе не груз, а только руку, его несущую, тяжко вздыхает.
Прошу простить излишнюю беллетризацию элементарного соображения о том, что сбор материала не начинает нашу работу и не венчает ее. Это всего лишь один из этапов журналистской деятельности, за которым следует очередной и отнюдь не механический, а тоже творческий этап обработки материала, что, к сожалению, далеко не все хорошо понимают.
Итак, нет нам передышки. В номер мы пишем или нет, но, вернувшись домой, мы не сваливаем привезенный материал в ящик стола или в угол комнаты в надежде на то, что отлежится, «успокоится» и только тогда пойдет в дело, — нет, без промедления мы топаем дальше, до самой газетной полосы, взвалив на плечи бесформенную массу. Вся последующая работа связана с необходимостью осмыслить и обработать материал. Что это значит? Это значит — отобрать и систематизировать факты, цифры, собственные впечатления. Это значит — подумать о композиции, сюжете, монтаже.
Не могу представить себе современного публициста, способного перешагнуть этот наиважнейший этап, умеющего сразу приступить к письму, да еще с желанием создать не «шедевр с поземкой». «Словам надлежит подчиняться и идти следом за мыслями, а не наоборот»! — еще в XVI веке писал М. Монтень.[48] Если мы действительно хотим воздействовать на читателя, то должны вести его путем наших размышлений (никогда не устану это повторять), для чего как минимум выстраивать собранный материал в логической последовательности, отражающей ход наших мыслей. Иными словами, думать надо, и думать научно! В противном случае мы рискуем просто запутать читателя в бесформенной, бессюжетной жиже фактов, мыслей, цифр. «В литературе, — говорил М. Горький, — идет та же самая работа, что и в науке».[49] Освобождение от этой работы я совершенно серьезно расцениваю как освобождение от журналистики.
Для нас, мне кажется, так же важен монтаж, как он важен в кино и на телевидении. Для нас так же важна композиция, как она важна для художников и музыкантов. Для нас так же важен сюжет, как он важен для беллетристов. Потому что сюжет, в частности, это не просто совокупность событий, как ошибочно полагают некоторые, но и средство познания действительности, способ раскрытия проблемы, раскрытия через действие, через сопоставление фактов и цифр, авторских впечатлений и ощущений, через противоречия между фактами, через анализ поступков героев, — примерно так писал В. Шкловский в «Заметках о прозе русских классиков».[50] Мы вполне можем примерить эти положения на себя, поскольку современная художественная документалистика живет по одним законам с поэзией, изобразительным искусством, кинематографией, беллетристикой, драматургией.