Вопрос был риторический, Маран только пожал плечами и задал встречный:
— А ты обратил внимание на то, сколько здесь бегает малышни?
На этот раз пожал плечами Дан:
— Это типично для всех первобытных народов. И не только первобытных. Еще два-три века назад на Земле в каждой семье рождалось по десятку детей.
Маран лишь хмыкнул, но позднее, когда ворочаясь на неудобном диванчике, Дан услышал храп Эвальда, молодой человек засыпал, едва коснувшись головой подушки, то бишь сложенного одеяла, и тихо спросил:
— О чем ты думаешь? — Маран, которому был адресован его вопрос, отозвался почти сразу:
— О корнях гуманизма.
— А конкретно?
— О том, что уровень гуманистических устремлений человечества прямо пропорционален качеству противозачаточных средств.
— Как-как?
— А так, что чем меньше у человека детей, тем менее он склонен посылать их на войну. Если б в средние века у дворян было по одному сыну, эти парни наследовали бы отцовские поместья и занимались бы их благоустройством, иными словами, мирным трудом. Но когда во дворе замка болтается еще пять-шесть дюжих ребят, которых некуда приткнуть, их посылают на феодальную войну или в крестовый поход, авось добудут себе там состояние или землю, а коли погибнут, не беда, не придется ломать голову над тем, как не дать ни одному из них прирезать старшего брата, чтобы стать наследником. Собственно говоря, я никаких Америк не открываю, до историков, по-моему, все это дошло давно, но лишь теоретически, не столь наглядно.
— Ты противоречишь самому себе, — заметил Дан. — Ты ведь говорил, что деторождение в Бакнии никогда не было чрезмерным. Но в то же время бакны всегда были воинственным народом. Твои слова.
— Верно, — согласился Маран. — Именно на этом противоречии я и споткнулся в своих рассуждениях. И пытался его разрешить.
— Ну и?
— Наверно, дело в ресурсах. Дефицит естественных ресурсов в Бакнии всегда был настолько велик, что даже при умеренном приросте их не хватало. Ладно, давай спать.
Следущий день, в отличие от предыдуших, пасмурных и нежарких, выдался ясный, и Дан решил пойти поохотиться, правда, нужды в том особой не было, мяса еще оставалось довольно, на ближайшие три-четыре дня уж точно, только вот занятия он себе найти не мог, поскольку запись уже выучил почти наизусть и убедился, что больше из нее ничего не выжать. Он вознамерился даже предложить помощь доморощенным электронщикам, но, к счастью, поглядев на их работу, вовремя понял, что неизвестно, выйдет ли из его участия больше пользы, нежели вреда. Подумал еще, что кто тут пригодился бы, так это Патрик, уважение к профессионализму которого у Дана заметно возросло, когда тот сумел за каких-нибудь три-четыре часа запустить компьютер глеллов и вытащить из него нужную информацию, наверняка в бытность программистом хлеб свой он даром не ел, и удивительно даже, что сменил специальность… впрочем, и сам он, Дан, был астрофизиком не из последних, и, наверно, Патрика в Разведку понес тот же черт, что и его… Он высунулся в люк, подумал и снял уже надетую было куртку. Близилась осень — если, конечно, компьютер не ошибся в вычислениях, и, по идее, должно было постепенно холодать, но сегодня день выдался совершенно летний, даже жарковатый, так что, немного побродив, он закатал рукава и расстегнул ворот. Вначале он намеревался идти вниз, в сторону равнины, но потом передумал, выше холмы грудились теснее и казались не столь однообразными, на дальних склонах виднелись даже деревья, больше похожие на букеты, пучки расходившихся в стороны веток с отдельными маленькими кронами росли словно прямо из земли. Он не стал сразу взбираться по склону, а пошел по маленькой долинке между двумя холмами, думая, что здешняя тишина не похожа на земную, та наполнена пением цикад, жужжанием мух и пчел, писком комаров и множеством иных схожих звуков, а тут насекомых совершенно не слышно, да и не видно тоже. Что за шорох? Он резко повернулся. На покатом склоне соседнего холма выделялось небольшое сине-зеленое пятно. Он стоял неподвижно, вглядываясь. Пятно шевельнулось и вдруг взлетело в воздух. Птица. Первая, которую он здесь видел. Он сунул руку в карман и понял, что забыл переложить станнер из куртки в брюки. Охотничек! Птица тем временем опустилась обратно в траву… нет, не опустилась, упала, попробовала взлететь снова и опять упала, кажется, у нее было сломано крыло, висевшее под неестественно острым углом. Дан подумал, что ее можно поймать, и стал медленно придвигаться поближе. Увлекся и перестал смотреть по сторонам. Позднее он думал, что любой незнакомый предмет только насторожил бы его, именно птица оказалась тем, что не вызвало у него никаких подозрений, и он благополучно угодил в расставленную ловушку. Как последний идиот! Он так и не заметил никого и ничего, услышал только свист веревки, и, пока поворачивался, петля затянулась на его шее, и он потерял сознание.