А между тем оба врага были друг другу нужны. Было ошибкой государственной власти воображать, что она одна может все при пассивном послушании населения. И общественность поддалась иллюзии, когда думала, что государственный аппарат ее талантам только мешает. Они дополняли друг друга. Власть грешила пренебрежением к «правам человека»; а общественность не давала себе отчета в объеме тяжелого долга, который лежал на «государственной власти», для борьбы с антисоциальными инстинктами человека, ленью, эгоизмом, равнодушием к государственной пользе. Только власть могла дать реальную силу общественности, не делая ее преддверием революции; только поддержка общественности делала из государственного аппарата национальную власть, а не подобие военного оккупанта.
Представители государственной власти, как люди ответственные и более опытные, раньше общественности поняли необходимость их совместной работы. Отсюда разочарование их от неудачи подобных попыток, в то время как общественность с «легким сердцем» переговоры старалась сорвать, грозя «отлучением» тех, кто согласится «врагам» помогать, и видя потом в их неудаче оправдание своей тактики и доказательство своей проницательности.
Эту разницу в отношениях можно увидеть по финалу переговоров, которые тогда вел Столыпин. Он должен был констатировать их неуспех. Но от будущего он не отрекался, кораблей не сжигал и никого не винил. 26 июля «правительственное сообщение» объяснило, что «желание правительства привлечь на министерские места общественных деятелей… встретило затруднение вне доброй воли правительства и самих общественных деятелей». Можно ли было мягче сказать? Но «общественные деятели» нашли нужным возразить и на это. И в настоящей войне ответственность за войну все всегда возлагают на противную сторону. Письмом в редакцию «Нового времени» Шипов, Львов и Гейден объяснили, что сообщение было неверно: «поставленные ими условия не были приняты Председателем Совета министров». Как они сами положение тогда себе представляли, можно видеть по их собственным отзывам. Вот что в своей книге об этом, на с. 173, пишет Шипов: «Гр. Гейден, – говорит он, – со свойственной ему меткостью выражений и юмором сказал: «Очевидно, нас с вами приглашают на роли наемных детей при дамах легкого поведения». Как говорят французы, гр. Гейден «пе croyait pas si bien dire»[29]. Его слова не только с юмором, но очень метко характеризуют отношение нашей общественности к существенной власти. Общественность глядела на ее представителей, как на тех дам «легкого поведения», общение с которыми могло ее «компрометировать». Дело было не в их личностях, даже не в их политическом направлении, а в самой «профессии», как это и бывает с «дамами легкого поведения». Сами по себе и личности, и взгляды не исключали сотрудничества. Ведь даже их первый контакт, тот «беспорядочный спор», о котором вспоминает Шипов, не произвел ни на кого из них впечатления безнадежного разномыслия. И Столыпин подчеркивал в ответном письме, что в программе между ними большого разногласия нет. Общественность в помощи ему отказала потому, что не хотела себя компрометировать соглашением с ним, не захотела представлять собою детей «при дамах легкого поведения». Она хотела все делать сама и одна; пользы от соглашения с прежнею властью она не понимала. Это та же идеология, которая предписывала ей требовать полновластного Учредительного собрания как Верховного суверена. Только в 1917 году она поняла, что это значило – взять все в свои руки.
29
(«Сам не поверил, что так хорошо сказал»