Это мое завещание тебе, написанное рукой Мелисы. Вот она сидит и головой качает. Но все-таки пишет мои мысли. У нее почерк красивый, можно сказать, каллиграфический, такие послания читать просто одно удовольствие. Хотя, конечно, что будет написано принесет мало радости, а может, и много все зависит от твоих мыслей…
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Причем я попросил Мелису передать это письмо и содержимое конверта, о котором я расскажу чуть ниже, только после того, как ты закончишь службу в Граничном Патруле. Понимаю, когда я писал это письмо, ты еще только задумывался о службе у Граничников и я не мог точно знать, что ты будешь у них служить. Но я уверен, что ты пройдешь и испытания, и все тяготы службы, и все ее странности. И обязательно достигнешь того, о чем мы с тобой говорили…
Так вот кроме сокровищ, которые я тебе оставляю, я оставляю тебе еще и свою кровь. Не удивляйся и дай мне досказать свою мысль до конца…
Когда наступил день твоего совершеннолетия, я надеялся… Нет! Я был уверен, что в тебе течет сильная кровь, так как ты удивительным образом был способен впитывать все, что я…
Нет, не так…
Не знаю, записала Мелиса эти слова или нет… Говорит, что записала. Ну, пусть будут как начальные мысли…
А я задумался…
В тебе всегда чувствовалась сильная кровь. Без сильной крови нет многих достижений, и простолюдины редко поднимаются наверх в силу своей ограниченности. Это не расизм и не какая-нибудь сословофобия — это факт. Простолюдины всегда определяли жизнь именно нижнего края иерархии. Только война могла возвысить их, точнее, некоторых из них, но сейчас нет войн.
Поэтому твоя тяга к знаниям, возможности восприятия, твоя память и твои размышления — это не потенциалы сошо…
Пусть они не обижаются на меня, но ты не сошо, хотя Арка Благородства и не приняла тебя, и с тех пор ты воспринимаешься окружающими как сошо.
Это ограничивает твое развитие и в то же время усиливает твои желания и возможности. Усиливает твою тягу вырваться из этой грязи (прости за некоторую грубость), подняться со дна странного мира, в котором только кровь правит обществом.
Поэтому я уже давно пришел к мысли даровать тебе кровь, признав тебя своим сыном, усыновленным сыном.
Когда-то Арка Благородства даровала мне очень высокую, достойную королей кровь. Не знаю почему она именно так распорядилась, так как, пытаясь вспомнить своих предков, я не находил даже намека на упоминание королевских домов моего родного мира. Но Арку не обмануть, и она никого никогда не обманывает, но умеет наказывать обманщиков. Поэтому я был на вершине или, скорее, я был близок к вершине, но потом я устал от этого и многое из моей последующей жизни ты уже знаешь и без моих повторений.
Я имел высокое воссияние, но не светился королевской кровью от того, что не принадлежал ни одному королевскому дому уже этого мира. А почему ты не чувствовал во мне крови? А ее никогда не было видно, даже когда я был Герцогом Норским! Один раз даже мне не поверили, что я столь великосветский вельможа, и заставили пройти через Арку Благородства. Это и был последний раз, когда я через нее прошел, и последний раз, когда я был облачен в герцогское платье…
Надоело.
И я уехал, к тетке, в глушь, в Саратов…
Но если нужны цифры, то в тот раз я воссиял один час сорок семь минут с секундами. Все неверующие попадали на колени! А я так шел, как по подиуму, а самому хотелось взять меч и порубить десяток голов идиотам.
Тогда написал письмо Грегору VI, отцу нынешнего Урбана IX, что я устал и ухожу…
А может, все и не так было, уже не помню…
Но кровь моя осталась…
Поэтому твое усыновление сразу поднимет тебя над грязью и над многими, кто, может быть, насмехался над тобой или считал тебя грязью. Это возвышение сразу откроет тебе сотни дверей и множество знакомств. Ты станешь… (можешь сам помечтать) …
Поэтому в конверте несколько нотариальных грамот о твоем усыновлении мною. Как и документ на твое имя, которое я выправил без тебя, так и эти документы получить было не проблема. Но они — полные и неделимые, магически удостоверяющие твое усыновление документы. Достаточно тебе приложить в специальный пункт на грамоте палец со своей кровью. А потом в любой город, где есть Арка Благородства, и через несколько минут от сошо не останется и следа…
Но…
Воссияние откроет перед тобой просторы, но закроет твои мысли. У тебя появятся другие мысли, другие действия. Ответственность и определенные обязательства. И странное чувство, что это не твое место…
Скорее всего, и я ушел, точнее, убежал от своей крови именно потому, что почувствовал, что я тут не на своем месте. И только потеряв зрение в предательстве бывшего друга, понял, что вот оно! Это мое место! Это моя жизнь. Звучит глупо, но именно в эти годы слепоты я отдохнул душой и телом, а твое появление в моей жизни просто завершило процесс моего становления на своем месте…
Поэтому, сделав тебе столь щедрый подарок, я советую тебе от него отказаться. От этого и попросил доставить тебе мое послание только после твоей службы. Может, ты изменился, может, ты устал, может, ты не хочешь больше, чтобы на тебя смотрели свысока. Тогда кровь — то, что тебя ждет. Но тишины тебе мой подарок точно не принесет…
Но я уверен в тебе.
Уверен, что тебе не нужны никакие бумаги, чтобы достичь высот. Тебе не нужна помощь там, где ты способен устоять и выстоять. Я знаю, ты уже движешься к очередной цели, и мой подарок просто может тебе помешать…
Сейчас закончится лист, и я хотел бы, чтобы следующий лист ты начал читать, приняв определенное решение. Уверен, рядом с тобой есть и камин, и нож. И я убежден, что ты сделаешь правильный выбор…»
Нэй вздохнул. И снова слезинки на щеках.
Учитель решил вот так оставить память о себе.
Щедрый подарок! Усыновление, а с ним и воссияние!
А оно ему нужно?
Нэй даже не знал, как к этим размышлениям подступиться. И о чем вообще можно думать в такой момент? Схватить нож и сорвать сургуч, приложить кровь и сразу броситься к Арке Благородства? К жрецам, ее обслуживающим? А потом идти, выпятив грудь, показывая «вот я какой»?
Но Нэй знал, что кровь не является панацеей его проблемам и тем более не даст спокойствия. Тут Учитель прав: тишины не будет. И сначала устанешь, а потом захочется обязательно надеть капюшон или вновь превратиться в сошо. Хоть всем видно, но зато и не замечает никто.
Хотя. Хм… На самом деле, Учитель ведь немного лукавит, заявляя в письме, что воссияние тут же возвысит Нэя на огромную высоту в иерархии. Бумажное усыновление даст воссияние, но не поднимет выше определенного уровня (Нэй изучал этот вопрос, когда на него обрушились предложения вассальной клятвы — как будто знал, что пригодится в размышлениях). Нужен специальный магический ритуал усыновления, при котором присутствует и усыновитель и усыновляемый в живом виде. Без этого ритуала — это всего лишь обычное воссияние. Которое, правда, и для сошо достойное возвышение!
Так что? Это проверка на вшивость? Учитель решил проверить ученика на желания и возможности? Не изменился ли он в своем понимании жизни, не стал ли циничным (хотя к этому все идет) и надменным (для сошо надменность это всего лишь мечта, но все же)?
Но если так, то этот выбор бессмысленный! Такое усыновление — всего лишь возможность избавиться от сошо, но это не подъем с глубины! Все равно все придется делать самому, и усыновление только небольшая помощь, но не как не взлет.
Так что не нужно ему это воссияние. Спасибо тебе, Учитель, но пока он как-нибудь в сошо посидит. А придет время, он сам поднимется. Поднимется? Почему-то была у него такая мысль, что недолго ему в сошо сидеть. Что-то где-то было. Сон приснился?
Или просто мечта.
А ему что, плохо в жизни? Нет. Не было у него недостатка ни в женщинах, ни в дружбе, ни в деньгах.
Поэтому…
Все прах.
Нэй схватил толстый запечатанный конверт, и секунды не прошло, как он бросил его в огонь.
Пакет вспыхнул, охватился синим пламенем. А через минуту уже только пепел, и Нэй кочергой еще поорудовал, чтобы наверняка все сгорело.