Элли неожиданно оступилась или поскользнулась. И стала резко заваливаться в сторону Нэя, все еще продолжая по инерции бежать.
Он, конечно, подхватил свою подругу и тут увидел, что вся правая часть головы Элли в крови!
Как он взревел:
— Твою мать! За мной! — и, не сбавляя темп, рванул налево, в кусты бурбуха, в канализацию.
Пробил зеленую, но слабую стену, нырнул в жуткую вонючую жижу, оказавшуюся по колено, и продолжил бег, повторяя только одну фразу:
— Я убью его! Я его убью! Убью гада! Всех убью!
Совершенно неожиданно арка из бурбуха закончилась уже каменным сводом, свод превратился в наклонную трубу, из которой Нэй и все остальные уже не бегом, а на пятой точке скатились в какое-то полутемное помещение, свет давала пара тусклых фаеров. Какой-то канализационный перекресток? Канализационный коллектор?
Но Нэй не остановился. Уже подхватив отключившуюся Элли на руки, он, не особо раздумывая, свернул в один из четырех туннелей, с водой по пояс и довольно низким сводом. Но Нэй совершенно обезумел и совершенно не думал о других, которые продолжали бежать за ним, даже Сэм, сумевший каким-то образом двигаться в этом узком и тесном туннеле.
А Нэй бежал, совершенно не замечая, что грязная и вонючая вода достигала его пояса. Он бежал так, как будто и не было ничего.
И только когда возник очередной коллектор, ярдов девятьсот точно пробежали, он наконец остановился, вывалился на сухой участок ремонтной площадки, усадил Элли к стене рядом с металлической лестницей, ведущей вверх, и принялся целовать ее, а точнее, поцелуями очищать ее лицо от грязи и крови, постоянно приговаривая:
— Элли, Элли, очнись. Солнце мое, что я буду без тебя делать. Элли, Элли…
Минута где-то прошла.
— Зашушишь меня, — наконец послышался ее голос.
Он, кажется, и в самом деле слишком крепко ее прижимал, когда целовал:
— А-а-а! — радостно прокричал Нэй, а у самого из глаз поток слез. Он не просто плакал, он рыдал, но теперь от счастья.
— Ты предстафляешь, пуля попава фне в секу и зуб раздрофила! — принялась она картавить из-за боли во рту. При этом ее щека на глазах принялась опухать.
— Твой зуб спас мою жизнь, — он прекратил плакать. Со вздохом уткнулся ей в плечо.
— Да, но теферь я штарая безшубая штаруха…
— Ты для меня всегда единственная, даже без зубов, — он снова поцеловал эльфу. И к Сэму обратился: — Спаспакет, — и не глядя руку протянул в сторону орча.
Сэм пока вылезать из воды не стал, так как на площадке было совсем мало места. Нэй с Элли в одной стороне, а с другой стороны лестницы на каких-то камнях расположились Отон, прижимающий своих детей, Артура и Илину. Здесь стоял полумрак, горел один тусклый фаер, но бледность Отона была ярче любого света.
Поэтому Сэм и остался в воде, чтобы не мешать людям.
На слова Нэя похлопал себя по карманам жилета-разгрузки и наконец вытащил небольшой пакет из шуршащего материала, где-то двадцать на двадцать, и протянул Нэю. Тот не глядя разорвал его, вытащил небольшую склянку из небьющегося стекла, зубами вырвал пробку и сначала пролил свои руки, затем уже щеку Элли. Та вскрикнула и заскрипела зубами.
— Терпи казак, атаманом будешь!
И после этой процедуры прилепил пластырь на разорванную, но уже не кровоточащую рану и усиленно обмотал голову Элли бинтом, которая превратилась в подобие мумии. Было бы смешно, если было бы не так грустно.
Завершив процедуры с эльфой, он неожиданно вскочил и прямо-таки выкрикнул:
— И что это все значит, черт побери? — и руками так в разные стороны. — Отон, ты заметил, — замахал рукой куда-то в сторону, — что по нам снайпер сейчас стрелял? Снайпер! Здесь, в сердце Мирминора! Я еще могу как-то принять придурков с кинжалами, пытающихся нас убить. Но стрелок! Это же не в какие ворота… — и снова руками всплеснул.
Отон вздохнул. Аристократа до мозга костей коробило такое фамильярное к нему обращение. Ну, пусть он, Нэй, вскоре станет его приемным сыном, и где-то он с этим согласен, хотя не совсем понятно, почему отец Урбан IX очень настаивал и настаивает на этом усыновлении и побратимстве. Но сейчас было не то место, чтобы возмущаться, да и вообще жизнь его Нэй уже один раз спас, так что он мог и на «ты» обращаться.
Отон вздохнул:
— Тиримису, — как-то очень просто проговорил он.
— Тирамису? — ну, этот возглас Нэй уже слышал, но не думал, что это что-то очень важное. Хотя почему не думал? Это что-то важное и есть: — А десерт-то тут при чем?
— Ну, не совсем десерт, — Отон горько улыбнулся. — Одну буковку изменили, вот и получилось тиримису. Это игра такая, смертельная.
— Игра? Вам что, тут от скуки совсем головы посносило? Заняться нечем? — Нэй заметил, что Артур хотел было что-то сказать, и махнул рукой так в его сторону: — Лучше молчи, брат, а то не успеем побрататься, как я лишусь брата! — он глубоко подышал, успокаиваясь. — Почему это вообще Игрой-Тиримису называют? Это же мятеж! — Нэй не мог смириться с тем, что любой мог предать и ему что, за это ничего не будет? Те же гвардейцы? Или хм… победитель одаривает своих предателей? Подарки обязательно будут! Ну, просто на загляденье!
— Нет. Мятеж — это против Короля. Но сам понимаешь, кто поднимет руку на Короля, тот обречен, и его род до седьмого колена будет уничтожен, унижен, раздавлен. Конечно, раньше, до Последней Войны, против Королей заговоры организовывались, эльфы любили тасовать власть, но это уже далекое прошлое Ликсии. А заговор против Носителя Права — это просто возможность разрядить обстановку. Взбодрить кровь рода, союзников, вассалов. Поэтому и Игра. При этом победитель всегда становится Королем! И знаешь, Предки пока не изменяли традициям. Ну, а то, что жизнь на кону, так ведь кто-то должен умереть. А почему Тиримису, — усмехнулся, — это довольно любопытная история, но не для рассказа в этом милом подземелье.
— Ты так это спокойно говоришь, как будто после того, как тебя убьют, ты просто встанешь, отряхнёшься и скажешь: «Ну, что ж я проиграл — ты водишь!». И побежишь организовывать свое тиримису? Ты правда такой фаталист?
А ведь сын будущий был прав в чем-то. Ведь жизнь — это жизнь, и она не продолжается после смерти. Ну, не в этом мире во всяком случае.
— Ну я, конечно, в чем-то был готов, и умирать не собирался. Но если бы не твоя помощь Нэй, э… сын мой, я был бы точно мертв.
— То есть ты меня просто использовал, и тренировка была лишь предлогом?
— Ну, в некотором смысле, извини… — Отон извинился вполне искренне и так виновато плечами пожал.
— Обалдеть! — Нэй всплеснул руками, огляделся. — Отон, а они не могут шандарахнуть по этому месту, по этой канализации, какой-нибудь магической дрянью?
— Не думаю. Слишком много сил задействовано. Орч, эльфа — оба высоких кровей, будет жуткий скандал, если их убьют.
— Скандал так и так случится, — зло проговорил Нэй. — За ее зубы я убью любого, кто к этому причастен! А Его только пусть даст возможность! — и очень тихо выдал какую-то непереводимую ругательную тираду. Нэй редко ругался, а на этом языке и подавно, но в этот день он, кажется, выругался на всю жизнь вперед.
— У него охрана хорошая, вряд ли будет возможность…
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Но, даже если он и захочет ударить по этому месту, то, с нами Илина, а это полное табу, девушек до двадцати одного года убивать нельзя ни при каких обстоятельствах! Был случай, когда будущий король Отон III, вышел из положения, взяв на руки свою пятилетнюю дочь. Это, казалось бы, его не красило, но говорят, когда убийцы, а они ведь должны быть благородных, аристократических кровей, уже собирались, что греха таить, просто прирезать Отона, то в комнату к отцу зашла Лейла, со словами: «Папочка, мне не спится!». А он уже на коленях стоял, готовый умереть, вот тогда и взял на руки малышку, — и Отон прижал Илину еще сильнее к себе.
— Но, видимо, это табу уже нарушено, раз снайпер особо не заботился, в кого попасть, стреляя по нам, — Нэй вздрогнул от неожиданности всем телом. Оказаться под прицелом снайпера, оказывается, то еще удовольствие. — Неужели у этой гребаной игры нет правил? Если такие силы задействованы?