— Нэй! — это была Элли. — Я могу помочь?
И Амелия:
— Мы можем чем-то помочь? — что за мир без женщин.
— Конечно, милые мои девчонки, вы будете стоять возле двери и никого сюда не пускать. Но с той стороны, — он улыбнулся, поцеловал обеих женщин в щечки и мягко выпроводил их из спальни.
Когда все наконец вышли, он перед самым закрытием двери произнес:
— Мне нужно ведро фимт на двадцать и пара штук ножниц!
Дверь закрылась, и он облегченно вздохнул. Подошел к лежащему Отону, пока как бы совершенно не замечая друзей. Попробовал поднять веки — никакого эффекта, они были твердые как камень, потрогал тело — тоже можно было стучать хоть молотком. Но пока чувствовалось дыхание, еле заметно грудь поднималась, хотя было видно, что воздуху Отону не хватает, точнее, его хватает как раз для этого его состояния.
Значит, валерийский столбняк, говоришь?
Ну, что же, попробуем с этим что-нибудь сделать.
В дверь постучали. Нэй подошел, открыл, на пороге стояла Элли с ведром и ножницами в руках, а за ее спиной виднелись Амелия и все давешние гости спальни, только теперь в Большой гостиной стояла гробовая тишина, ну и хорошо, нечего зря воздух гонять.
— Нэй, я бы…
— Потом, солнце мое, все потом, — забрал все и снова закрыл дверь.
Положил ножницы рядом с ногами Отона на кровать, а ведро осмотрел, постучал:
— Теперь следующее, друзья мои. Сэм, я читал о метаболизме орчей, поэтому знаю, что вы ходите по нужде не когда захотите, а когда ваш мочевой пузырь наполняется, иначе у вас там какие-то каналы не открываются. И я знаю, что ты утром не опорожнялся, а это значит, что сейчас у тебя почти полный мочевой пузырь, — он протянул ведро обалдевшему орчу. — Пописай в ведро, пожалуйста.
— Прямо в ведро? Здесь?
— Да, здесь, — очень настойчиво проговорил Нэй.
— Нэй…
Но Нэй поднял руку.
— Ребята, мы хотим, чтобы Отон выжил? — оба закивали головами. — Тогда делайте, что я вам говорю! Писай, Сэм! — очень резко и зло проговорил Нэй, и Сэм как будто уменьшился в размере, сделал шаги в сторону от кровати, к углу довольно большой комнаты, и вскоре послышался характерный звук падающей в сосуд жидкости.
— Тебе, Артур, тоже очень важное задание, — он протянул одни ножницы другу, другие оставил себе. — Нам нужно освободить нашего отца от одежды, ну и ты должен сказать все, что ты думаешь обо мне и даже, что не думаешь. У тебя было такое лицо на приёме у Короля, что мне показалось, что ты ждёшь…
— Нэй, я ничего такого…
— Артур!
— Хорошо! — повторил ту же интонацию Артур.
Ну и понеслось! Артура как прорвало. И что Нэй порой бывает невыносим из-за своей навязчивости. И что часто не признает никаких советов, хотя и спрашивает их. И самое неприятное, что порой он бывает очень страшен в своей настырности и настойчивости. И он лицемер и циник. И он убийца. Вот это самое страшное в отношениях, так как порой очень тяжело знать, что перед тобой хоть и друг, но человек, который способен на многое и непонятно, что вообще у него на уме. И вчера у Короля было очень страшно, так как всё думалось, и все думали, что Нэй исполнит обещание, а когда не исполнил и исчез, стало еще страшнее, потому что непонятно, что он мог задумать.
— Да, на приёме у деда я все ждал, что ты убьёшь дядю. От этого было жутко страшно! — но после небольшой паузы Артур проговорил: — Но дружбу с тобой не поменяю ни на какие коврижки!
— Из-за страха? — очень серьезно спросил Нэй.
— Нет, — Артур усмехнулся. — Из любви к искусству.
— Это как это?
— Находиться рядом с тобой — это целое искусство. Но лучше быть рядом с тобой, тут безопасней.
Впрочем, — добавил Артур, уже заканчивая душеизлияние, — положительного в тебе все-таки больше и, конечно же, никто не отрекается от побратимства и ритуала приема в род, даже если отец и не выживет.
— Не хотелось бы.
— Мне тоже…
— Полегчало?
Артур хлюпнул носом:
— Знаешь, да, — и улыбнулся.
— Жаль, что мы с тобой не любовники, иначе устроили бы крутой секс после таких откровений, — Нэй тоже улыбнулся.
— Да, иди ты! — но все же оба рассмеялись.
— Вот, Нэй, — появился Сэм с ведром и, немного смущаясь, произнес: — Не слушай Артура, ты самый лучший нурч на свете!
— Это мы знаем, — Нэй заглянул в ведро — больше половины. — Хорошо.
Открыл свой саквояж, вытащил несколько мешочков, потрогал их на вес, выбрал средний, развязал тесемки и высыпал все его содержимое в ведро, по спальне распространился аромат сушёной сонки — сладко-горьковатый, с сеном за версту не спутаешь…
— Сонка? — удивленно проговорил Сэм.
— Да, друг мой, — Нэй снял рубашку и, засунув обе руки в ведро, стал перемешивать содержимое, запах перешел на едко-сладкий, а мочой перестало пахнуть совсем. И, перемешивая, продолжил говорить: — Когда-то ученые ордена Клепты — вы же знаете, что Клепта это сестра Кары, Богиня науки — выяснили, что сонка усиливает свои свойства в четырех жидкостях.
Это в горячей воде, но именно в горячей воде, но сами понимаете, нам сейчас горячее не нужно, а остывшая сонка в воде теряет часть свойств, хотя и способна на некоторые эффекты, как-то оживить человека и дотянуть его до определенной цели, например. Но нам нужно не оживление, нам нужна сама жизнь.
Вторая жидкость по силе — это сок измуры — южного фрукта, вкусная, надо сказать, гадость, но при этом жутко вонючая. И дорогая, зараза. Но в Каракрасе измура не растет, да и если бы росла, столько сока в кратчайшие сроки мы бы вряд ли нашли.
Третья жидкость — это спирт. Тут его завались, особенно в хрюшнях, так как хрики обожают это жидкое для них лакомство, они от него не пьянеют, у них просто усиливается метаболизм и возрастают двигательные процессы.
И, в принципе, спирт можно применить, но, — Нэй поднял палец вверх, — у нас тут есть носитель самой эффективной из четырех и самой дешёвой жидкости из всех — это наш дорогой Сэм и его моча. То есть, как это ни удивительно или парадоксально, но самая эффективная жидкость, которая стократно усиливает лечебную эффективность сонки — это моча орча.
Нэй наконец закончил размешивать жидкость, вытащил руки, которые стали удивительно белыми до локтей, то есть там, где они соприкасались с жидкостью:
— Смотрите, только в обморок не падайте, — Нэй взял свою левую руку и аккуратно начал ее сгибать. Именно сгибать! Согнув где-то градусов на тридцать, отпустил, и рука медленно вернулась в исходное положение, а у Сэма и Артура аж рты пооткрывались и челюсти на пол повыпадали. — Никогда не повторяйте этот трюк, он доступен только профессионалам.
Немного обождал, пока руки не начали принимать прежний, чуть загорелый облик. И только после этого, минуты через две, принялся за другие действия.
— Так, Сэм, аккуратно приподними Отона и подержи некоторое время.
— Господи, он как бревно! И холодный!
— Если был бы горячий, было бы хуже, — Нэй убрал всю разрезанную одежду Отона, после сорвал простыню, засунул ее в ведро и, через минуту вытащив, крепко выжал и снова расстелил. — Клади его…
Сам подошел к шкафу или, скорее, небольшой комнате — малой гардеробной, вытащил с полок несколько простыней, разорвал их и часть лоскутов кинул Артуру:
— Мочим и обтираем его тело. Сэм, может так случиться, что понадобится еще твоя целебная жидкость. А у вас с этим делом сложности…
— Ну, это как сказать. Просто, это… нужно много выпить, сразу.
— Тогда за дело, но… никому не слова!
Сэм вышел и даже в закрывающуюся дверь можно было услышать, как его тут же обступили со всех сторон, но он непреклонно молча продолжал двигаться к цели, на кухню на первом этаже.
Минут пятнадцать они обтирали тело Отона, пока наконец не появились первые признаки… Чего? Просто тело Принца побелело, из закостеневшего стало смягченным, Артур даже восхитился.
— Это только начало…
Еще немного обтерли, когда наконец Отон сделал очень глубокий вздох:
— Отлично! У нас есть пять минут, — Нэй отбросил тряпку в сторону, сел на стул, открыл саквояж и вытащил небольшую коробочку, в которой оказались иголки всяких разных видов и размеров. Выбрал одну не прямую, а чуть изогнутую, но пока не стал открывать стерилизационный ее колпачок: