В советских лагерях, тюрьмах и ссылках вымерло целое поколение сионистов. Мы никогда не умели придти им на помощь, и не только потому, что это было трудно, а прежде всего потому, что мы потеряли с ними всякий душевный и сердечный контакт. Мы ими не интересовались. Я не помню за годы перед войной ни статей на эту тему, ни малейшей попытки мобилизовать общественное мнение и добиться облегчения их участи. Это была та преступная пассивность и оцепенение, которые потом так страшно выявились, когда задымили печи Освенцима, и польское еврейство пошло на смерть, а мировые центры еврейских организаций «не знали», «не верили», и потому не сделали даже того, что можно было сделать. Одним из моих потрясающих переживаний в советском «подземном царстве» была встреча с людьми, которых в молодости похоронили заживо не за что иное, как за сионизм. Теперь передо мной стояли старые, сломленные люди, без надежды и веры. Они просили меня передать поклон родному народу и родной стране как святым призракам, которые уже никогда не станут для них действительностью. И ещё они просили меня, они – люди с большими заслугами, люди, которых должны ещё помнить их товарищи по стране, – просили о том, чтобы я не называл в печати их имен, потому что это может иметь роковые последствия для них и их детей – для их семей, живущих на воле – на советской «воле». Я молчу. Но есть имена, которые я назову без колебаний, потому что они являются общим достоянием, и не мне, а другим давно уже следовало поставить о них вопрос.
В советской России внезапно «исчез» М. Кульбак, еврейский поэт блестящего таланта, украшение нашей литературы. Кульбак не был сионистом. Он был другом Советского Союза и поехал туда, чтобы жить и работать на «родине всех трудящихся». Там он написал две значительные вещи: повесть «Мессия беи Эфраим» и роман «Зелменианер». Кульбак имел о коммунизме то представление, что и другие наши наивные дурачки, живущие в мире восторженной фантазии. Но он имел неосторожность поселиться не в Париже, а в
Москве. Теперь его имя находится «на индексе», его произведения изъяты, а он сам «погиб без вести», то есть в одном из лагерей ведёт существование рабочей скотины. Я думаю, что самое тяжёлое и страшное в этом – абсолютное равнодушие еврейского народа, для которого жил и писал этот человек. Кто интересуется его судьбой? Понимает ли еврейская общественность, еврейская литературная среда свой долг по отношению к этому человеку? Представим себе, что таким образом ликвидировали бы в Советском Союзе какого-нибудь видного французского поэта. Какую бурю это вызвало бы во Франции, во всём мире. Но мы молчим, тогда как трагедия Кульбака, у которого вырвали перо из рук в расцвете его творческих сил – это не только позор человечества, это, в первую очередь, наша трагедия.
Каждый литовский еврей и каждый сионист знает имя доктора Веньямина Бергера, до войны председателя сионистской организации в Литве.
Я склоняю голову перед этим человеком, который спас мне жизнь, вырвал из когтей самой подлой и унизительной смерти – от голодного истощения. В Котласском лагере, где мы встретились, он медленно и терпеливо поставил меня на ноги – в буквальном смысле этого слова. Я не знаю людей прекраснее, благороднее и чище этого человека. На серебряных сединах, в утомлённых умных глазах этого много видевшего человека – почиет «Шехина» Божия, печать высокой человечности. Вся жизнь доктора Бергера – а ему сейчас 66 лет – полна чистого служения людям, науке, своему народу. Нет в мире никого, кому бы доктор Бергер причинил зло. Зато много людей обязаны ему жизнью, как я. Доктор Бергер не пропустил ни одной возможности помочь страдающему, и на каторге, куда забросила его судьба, он остаётся живым центром тепла и ласки, внимания, моральной поддержки и отцовской заботы для всех несчастных, униженных и раздавленных людей, которые вот уже шесть лет составляют его единственное окружение.
Есть что-то дикое и противоестественное в том, что люди, подобные доктору Бергеру, то есть очевидные праведники и герои активного человеколюбия, квалифицируются в советской стране как «антисоциальный элемент», как преступники.
После оккупации Литвы в 1941 году доктор Бергер был арестован и вывезен. За принадлежность к такой грозной контрреволюционной организации как сионисты (группа «В») он получил десять лет. Для человека с его здоровьем (тяжелая сердечная болезнь) приговор к десяти годам заключения означает приговор к смерти.
Перед кем провинился доктор Бергер? Перед русским народом? Перед литовским рабочим классом?