В результате этих переговоров военно-морское министерство отдало много приказов всем нашим кораблям, находившимся по соседству, и были установлены тесные отношения с голландским королевским военно-морским флотом. Даже имея перед глазами пример недавно захваченных Норвегии и Дании, голландские министры, казалось, не в состоянии были понять, каким образом великая германская нация, которая еще за день до этого не говорила ни о чем, кроме дружбы, и была обязана в силу договора уважать нейтралитет Голландии, который так строго соблюдался, внезапно совершила это ужасное и зверское нападение. В этих разговорах и других делах прошли час или два. Множество телеграмм поступало со всех границ, затронутых продвижением германских армий.
Казалось, что осуществление современного варианта старого плана Шлиффена, расширенного за счет включения голландской операции, было в полном разгаре. В 1914 году правый фланг германского вторжения ударил по Бельгии, но остановился неподалеку от Голландии. Тогда было хорошо известно, что, если бы эта война была оттянута на три-четыре года, была бы создана немцами еще одна группа армий и приспособлены железнодорожные станции и коммуникации для движения через Голландию. Теперь же это знаменитое движение началось при наличии всех упомянутых условий и всех атрибутов внезапного, предательского наступления. Но впереди были другие события. Решающий удар противника мыслился не в форме обходных движений с фланга, а в форме прорыва главного фронта.
Этого не предвидел никто из нас и никто из французов, занимавших ответственные командные посты. В начале года в опубликованном интервью я предостерегал эти нейтральные страны о судьбе, которая грозила постигнуть их, о чем свидетельствовало расположение войск и строительство шоссе и железных дорог, а также захваченные германские планы. Мои слова вызвали лишь недовольство.
На фоне этой колоссальной сокрушительной битвы поблекли и отступили на задний план спокойные беседы, которые мы вели на Даунинг-стрит. Однако я вспоминаю, как мне сказали, что Чемберлен пошел или собирается пойти к королю, и этого, естественно, следовало ожидать. Затем меня вызвали во дворец к 6 часам. От военно-морского министерства до дворца всего две минуты езды. Хотя, как я и предполагал, вечерние газеты были полны ужасающих известий с континента, о правительственном кризисе не упоминалось. Народ еще не успел осознать, что происходит за границей и в нашей стране, а поэтому у дворцовых ворот еще не было толпы.
Меня немедленно провели к королю. Его Величество принял меня весьма любезно и пригласил сесть. Несколько мгновений он смотрел на меня испытующе и лукаво, а затем сказал:
«Полагаю, вам не известно, зачем я послал за вами?»
Применяясь к его тону, я ответил:
«Сир, я просто ума не приложу зачем».
Он засмеялся и сказал:
«Я хочу просить вас сформировать правительство».
Я ответил, что, конечно, сделаю это.
Король не поставил никаких условий относительно того, должно ли правительство быть национальным по своему характеру, и я понял, что официально никак не связан в этом вопросе. Но ввиду всего происшедшего и событий, приведших к отставке Чемберлена, положение явно требовало сформирования национального правительства. Если окажется невозможным прийти к соглашению с оппозиционными партиями, конституционно не было препятствий к созданию возможно более сильного правительства из всех, кто готов поддержать страну в час опасности при условии, что такое правительство сможет завоевать большинство в палате общин. Я сказал королю, что немедленно пошлю за лидерами лейбористской и либеральной партий, что предполагаю создать военный кабинет из пяти или шести министров и надеюсь сообщить ему до полуночи по крайней мере пять имен. На этом моя аудиенция закончилась, и я возвратился в военно-морское министерство.