В 1941 году, после того как Гитлер вторгся в Россию, шаг, предпринятый Сталиным в 1939 году, выглядел фатально близоруким актом Буржуазные историки ведут многолетние атаки на решение Советского правительства принять предложение Германии и заключить с ней договор о ненападении, строя по этому поводу различные домыслы. Они бессильны скрыть тот факт, что Советское правительство, исчерпав все возможности добиться согласованных мер по пресечению германской агрессии, сумело этим решением расколоть фронт империалистических держав, отвести на время прямую военную угрозу от СССР. Реакционные круги западных стран дождались нападения Германии на СССР, но к тому времени их собственное существование зависело от способности Советского Союза выстоять и победить. -Прим. ред Возможно, Сталин переоценил способность западных стран к сопротивлению и тем самым преуменьшил мощь Германии. Возможно также, что он переоценил свои собственные силы к сопротивлению. Тем не менее при рассмотрении положения в Европе в последующие годы нельзя сказать с такой уверенностью, как в 1941 году, что меры, предпринятые Сталиным, нанесли ущерб России. Западу же все это нанесло неизмеримый урон. И главными виновниками этого являются те, кто был ответствен за проведение политики колебаний и спешки в обстановке, явно чреватой взрывом.
Рассматривая обстоятельства вступления Англии в войну (после описания того, как она позволила Германии перевооружиться и поглотить Австрию и Чехословакию и как в то же время отвергла предложения России о совместных действиях), Черчилль пишет:
"…Когда все эти преимущества и вся эта помощь были потеряны и отброшены, Англия, ведя за собой Францию, выступила с гарантией целостности Польши, той самой Польши, которая всего полгода назад с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства. Имело смысл вступить в бой за Чехословакию в 1938 году, когда Германия едва могла выставить полдюжины обученных дивизий на Западном фронте, а французы, располагая 60-70 дивизиями, несомненно, могли бы прорваться за Рейн или в Рурский бассейн.
Однако все это было сочтено неразумным, неосторожным, недостойным современных взглядов и нравственности. И тем не менее теперь две западные демократии наконец заявили о готовности поставить свою жизнь на карту из-за территориальной целостности Польши. В истории, которая, как говорят, в основном представляет собой список преступлений, безумств и несчастий человечества, после самых тщательных поисков мы вряд ли найдем что-либо подобное такому внезапному и полному отказу от проводившейся пять или шесть лет политики благодушного умиротворения и выражению готовности пойти на явно неизбежную войну в гораздо худших условиях и в самых больших масштабах. Наконец было принято решение — в наихудший момент и на наихудшей основе, -решение, которое, несомненно, должно было привести к истреблению десятков миллионов людей…" W. Churchill . The Second World War. Vol. I. pp. 311-312.
Это довольно резкое обвинение Чемберлена в безрассудстве, однако высказано оно неосмотрительно, поскольку Черчилль в самый разгар событий сам поддерживал настойчивое предложение Чемберлена об английских гарантиях Польше Читатель заметит далее, что Черчилль для автора — оракул и истина в конечной инстанции. Он обожествляет лидера британских консерваторов, который на протяжении многих лет, вплоть до начала Великой Отечественной войны, был одним из главных вдохновителей агрессивных планов международного империализма, направленных на уничтожение Советского государства. Трезвый расчет привел Черчилля к признанию необходимости совместной с СССР борьбы против гитлеровской агрессии. Но еще в ходе второй мировой войны, и особенно после ее окончания, Черчилль вновь возвратился на прежние антисоветские позиции. — Прим. ред
ГЛАВА 2. СООТНОШЕНИЕ СИЛ ПЕРЕД НАЧАЛОМ ВОЙНЫ
В пятницу 1 сентября 1939 года германские войска вступили в Польшу. В воскресенье 3 сентября, во исполнение ранее данных Польше гарантий, правительство Англии объявило войну Германии. Шестью часами позже правительство Франции последовало примеру Англии.
Приветствуя заявление правительства об объявлении войны от имени лейбористской партии, Гринвуд подчеркнул, что "невыносимая агония неизвестности, от которой мы все страдали, прошла. Теперь мы знаем худшее". Это заявление было встречено бурными аплодисментами, так как Гринвуд выразил общее мнение парламента. Гринвуд закончил речь словами: "Да будет война быстрой и короткой, и пусть мир, который восторжествует, гордо установится навсегда на руинах дьявольского режима".
Никакой разумный анализ соотношения сил и ресурсов не давал оснований считать, что война будет "быстрой и короткой", или даже надеяться, будто Франция и Англия своими силами сумеют победить Германию, как бы долго война ни продолжалась. Еще более нелепым было заявление о том, что "теперь мы знаем худшее".
Представления о военной мощи Польши были также иллюзорны. Лорд Галифакс, которому, как и премьер-министру, надлежало бы быть хорошо осведомленным, полагал, что Польша в военном отношении сильнее России, и предпочитал иметь в качестве союзника именно Польшу. Об этом он и сказал американскому послу 24 марта — за несколько дней до принятия неожиданного решения предложить Польше английские гарантии. В июле генеральный инспектор вооруженных сил генерал Айронсайд побывал в частях польской армии и по возвращении представил доклад, который Черчилль назвал "самым благоприятным".
Еще большие иллюзии существовали относительно французской армии. Сам Черчилль назвал ее "наиболее высоко подготовленной и надежной мобильной силой в Европе". За несколько дней до начала войны Черчилль встретился с главнокомандующим французской армии генералом Жоржем, который познакомил его со сравнительными данными о военной мощи Франции и Германии. Эта информация настолько поразила Черчилля, что он воскликнул: "Да вы же хозяева положения!" В это время Жорж занимал должность заместителя главнокомандующего сухопутными войсками. Осведомленный о стремлении Англии максимально ограничить свою помощь Франции в случае нападения на нее Германии, он тогда сказал Черчиллю: "У немцев очень сильная армия, и нам никогда не позволят нанести первый удар. Если они нападут, обе наши страны будут выполнять свой долг". -Прим. ред.