Пожалуй, сейчас уместно изложить здесь различные предложения о наступательных действиях и различные проекты, которые я, будучи лицом подчиненным, выдвигал в течение «сумерек войны».
Первое предложение предусматривало наше вступление в Балтийское море и установление там нашего господства. Это был превосходный план, если бы его можно было осуществить. Но от этого плана пришлось отказаться вследствие усиления действий авиации противника. Второй проект предусматривал создание эскадры «морских черепах» ближнего боя, для которых авиационные бомбы или торпеды были бы не очень страшны. Такие суда должны были создаваться путем реконструкции линкоров типа «Ройал Соверен». Этот проект не осуществился вследствие хода войны и предпочтения, которое должно было оказываться строительству авианосцев. Третий проект предусматривал простую тактическую операцию расстановки мин в норвежских территориальных водах, чтобы отрезать снабжение Германии необходимой для нее железной рудой.
Еще одним проектом была операция «Ройал Мэрии», целью которой было парализовать движение судов на Рейне путем сбрасывания с самолетов и взрывания речных мин. Эта операция сыграла свою ограниченную роль и доказала свою целесообразность уже в самом начале, как только она была разрешена. Однако она прекратилась в общем крахе французского Сопротивления. Во всяком случае для того, чтобы причинить противнику большой ущерб, ее надо было применять длительное время.
Итак, подытожим: в войне армий на суше я должен был подчиниться идее использования лишь средств обороны. На море я упорно боролся во вверенной мне области, чтобы завладеть инициативой в борьбе с врагом для облегчения ужасного положения, когда наши торговые суда представляли собой колоссальный объект для нападения противника. Но в результате длительного транса «сумерек», или «мнимой» войны, как ее обычно называли в Соединенных Штатах, ни Франция, ни Великобритания не в состоянии были отразить мстительный германский натиск. Только после того, как Франция была раздавлена, у Великобритании благодаря преимуществу ее островного положения родилась из мук поражения и угрозы уничтожения национальная решимость, равная решимости Германии.
Начали поступать зловещие известия разной степени вероятности. На заседании военного кабинета 3 апреля военный министр сообщил нам о полученном в военном министерстве известии, что немцы сосредоточивают в Ростоке крупные силы, намереваясь занять, если потребуется, Скандинавию. Министр иностранных дел заявил, что известия из Стокгольма, по-видимому, подтверждают это сообщение. По сведениям шведской дипломатической миссии в Берлине, в Штеттине и Свинемюнде сосредоточено большое число немецких судов общим водоизмещением 200 тысяч тонн, имеющих на борту войска, численность которых, по слухам, достигает 400 тысяч человек. Высказывалось предположение, что эти войска готовы нанести контрудар в ответ на наше возможное нападение на Нарвик или другие норвежские порты, по поводу чего немцы, как заявлялось, продолжали нервничать.
Вскоре мы узнали, что французский военный комитет не соглашается на операцию «Ройал Мэрии». Комитет одобрил минирование норвежских вод, но возражал против каких-либо действий, которые могли бы навлечь на Францию возмездие.
В то время премьер-министр попросил меня поехать в Париж и попытаться убедить Даладье, из-за которого, по-видимому, тормозилось все дело.
Я посетил Даладье в доме на улице Сен-Доминик в полдень 5 апреля и имел с ним серьезную беседу. Даладье утверждал, что через три месяца французские воздушные силы настолько возрастут, что можно будет принять необходимые меры, чтобы ответить на реакцию немцев на «Ройал Мэрии». Он был готов указать в письменной форме точную дату. Даладье упирал на то, что французские заводы беззащитны. Наконец, он заверил меня, что период политических кризисов во Франции кончился и что он будет работать с Рейно в тесной гармонии. На этом мы расстались.
В пятницу 5 апреля 1940 года премьер-министр выступил в центральном совете национального союза местных консервативных ассоциаций с речью, проникнутой необычайным оптимизмом:
«После семи месяцев войны я в десять раз больше уверен в победе, чем в начале войны… Я считаю, что в течение этих семи месяцев наше положение сравнительно с положением противника стало значительно более сильным…
Когда война вспыхнула, Германия оказалась значительно лучше подготовленной, чем мы, и было естественным ожидать, что противник воспользуется своим первоначальным превосходством, чтобы постараться одолеть нас и Францию, прежде чем у нас будет время исправить наши дефекты. Не удивительно ли, что такой попытки не было предпринято? Какова бы ни была причина этого – то ли Гитлер думал, что он может довольствоваться тем, что получил без борьбы, то ли подготовка оказалась все-таки недостаточной, – как бы то ни было, одно несомненно – Гитлер упустил возможность.
Таким образом, семь месяцев, которые были в нашем распоряжении, позволили нам ликвидировать и устранить пробелы, укрепить свои силы, привести в состояние готовности все оружие – наступательное и оборонительное – и настолько увеличить нашу военную мощь, что теперь мы можем смотреть в будущее со спокойствием и уверенностью, что бы оно нам ни принесло».
Это суждение было ошибочным. Его главный аргумент, что мы и Франция сейчас относительно сильнее, чем в начале войны, не был правильным. Как я уже говорил раньше, немцы уже четвертый год энергично производили вооружения, тогда как мы находились на более ранней стадии, которую по результатам, пожалуй, можно было сравнить со вторым годом подготовки. Кроме того, с каждым месяцем теперь уже четырехлетняя германская армия превращалась в более зрелую и совершенную боевую силу, а прежнее преимущество французской армии в уровне подготовки и спаянности постепенно исчезало. Премьер-министр не высказал предположения, что мы накануне великих событий, тогда как мне казалось почти несомненным, что война на суше должна начаться. И главное, выражение «Гитлер упустил возможность» было неудачным.
Все оставалось неопределенным. Различные мелкие проекты, которые я смог предложить, были приняты, но ни одна сторона не предпринимала крупных действий. Наши тогдашние планы основывались на осуществлении блокады путем минирования норвежского коридора на севере и на том, чтобы препятствовать Германии получать нефть с юго-востока. В германском тылу царила полная неподвижность и молчание. И вдруг пассивная политика, или политика малых действий, союзников была сметена водопадом величайших неожиданностей. Нам предстояло узнать, что такое тотальная война.
Глава 12
Столкновение на море (апрель 1940 г.)
Прежде чем продолжить повествование, я должен указать на изменения в моем положении, происшедшие в апреле 1940 года.
Пост министра координации обороны, который занимал лорд Чэтфилд, стал ненужным, и 3 апреля Чемберлен принял его отставку, на которую тот охотно согласился. 4 апреля Даунинг-стрит, 10 опубликовало заявление, что на этот вакантный пост не предполагается никаких назначений, но что достигнута договоренность, чтобы на заседаниях военного координационного комитета председательствовал военно-морской министр как старший из военных министров. Таким образом, я стал председательствовать на заседаниях этого комитета, которые происходили ежедневно с 8 по 15 апреля, причем иногда даже дважды в день. Итак, на мне лежала очень большая ответственность, но у меня не было никаких прав, необходимых для эффективного руководства.
Среди других военных министров, тоже являющихся членами военного кабинета, я был «первым среди равных». Но я не имел права ни принимать решений, ни проводить их в жизнь. Меня должны были поддерживать как другие военные министры, так и их начальники штабов. Таким образом, многие достойные и способные люди имели как право, так и обязанность излагать свое мнение относительно быстро сменяющихся этапов битвы, а то, что сейчас началось, было именно битвой.