Как-то раз, когда отец заглянул ко мне в гости на Сретенку, я пошел провожать его до станции метро «Лубянка» (тогда она еще именовалась «Дзержинской»). Помню, апрельский день был теплым, солнечным. И вдруг, проходя мимо здания, что стоит возле Сретенского монастыря и до сих пор принадлежит КГБ-ФСБ, отец рассказал мне о многочисленных расстрелах, проводившихся в 1938 году, когда он здесь работал: «Это страшное место, Сережа, здесь очень многих людей расстреляли, вон там, внизу, в этом подвале. Их тогда чуть ли не каждый вечер и каждую ночь расстреливали». Но самое жуткое, что в это же время на крыше того же здания работал ресторан, где играл модный джаз и беззаботно, без оглядки, веселились и пьянствовали обреченные старые коммунисты-интернационалисты, сбежавшие или вышвырнутые из своих стран, собранные со всех концов Европы. Отец был свидетелем и участником нескольких таких «акций»: «Бывало, прямо из ресторана с крыши брали и уводили вниз, в подвал, и сразу расстреливали». — «Как?! Здесь же люди кругом! Это же центр Москвы!» — огорошенно выпалил я, оглядываясь по сторонам и будучи не в силах осознать услышанное.
Вот тогда-то отец, пытаясь объяснить мне, как все это совмещалось: и расстрелы, и музыка, и ухаживания за девушками, и страх, и любовь к Сталину, и ненависть к врагам народа, — объяснить тот обыденный ужас, который пронизывал все естество живших тогда людей, сказал: «Ты понимаешь, это было время... ну, как бы тебе растолковать получше, чтобы ты понял меня, всех нас, тогдашних?.. Это было время, когда в каждом из нас — где-то глубоко внутри: в душе, в селезенках, в печенках — жила, копошилась маленьким серым хомячком нелюбовь. Именно так: «нелюбовь». Оказывается, не только любовь может быть естественным состоянием человеческой души. В нормальной жизни человек рождается в любви к матери, к отцу. И дальше, по мере его взросления и развития, любовь тоже крепнет и развивается, человек начинает любить других людей, свой дом, свою работу, свою Родину... Но это в нормальной жизни. А в те времена люди если и не рождались, то воспитывались не в любви, а в «нелюбви» — в нелюбви к врагам. И таким «врагом» мог стать любой.
И не просто врагом, а «врагом народа». В то время нас постоянно окружали враги: внешние — империалисты, колонизаторы, социал-фашисты и просто фашисты, буржуазия, расисты; и внутренние — троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы, меньшевики, бундовцы, эсеры, церковники, уклонисты, ревизионисты, кулаки и подкулачники, единоличники и частники, врачи-вредители, вейсманисты, морганисты, космополиты и прочая, и прочая...
И любой, даже самый почитаемый сегодня герой завтра мог стать отъявленным негодяем и мерзавцем. И каждый раз, когда это случалось, приходилось тщательно вымарывать его имя и портреты из книжек, его лицо с совместных фотографий, его образ из памяти. Каждый раз приходилось очищать свою память, а затем все переписывать заново. Совершенно другими словами, совершенно другими красками. И это приходилось делать очень и очень часто, и каждый раз тот самый маленький серый копошащийся «хомячок нелюбви» в душе становился все больше и все злобнее, постепенно превращаясь в огромную, отвратительную и ненасытную крысу... То было время большой нелюбви. Она перевешивала всю любовь, еще сохранившуюся в людях, а самое страшное, что любовь очень легко — слишком легко! — оборачивалась своей противоположностью. Вот почему мы все так искренне, совершенно искренне требовали смертной казни для тех, кого еще вчера боготворили...»
Слова отца надолго запали мне в душу. И знаете, порой мне кажется, что это время большой «нелюбви» еще не прошло, еще не закончилось...
С. И. ВЕРЁВКИН
(обратно)Часть 1 ЛЮДИ «MISCHLINGE»
Глава 1 ЧУТЬ-ЧУТЬ О «ЕВРЕЙСКОЙ» ТЕМЕ
Наверное, самая главная «волчья» тайна прошедшей Второй мировой войны ― евреи и нацистский режим.
Несмотря на многочисленные кропотливые и тща тельные исследования еврейских историков, многочисленные центры, музеи, институты холокоста (Яд-Вашем), тема эта до сих пор объективно не освещена. Совсем не так давно, когда был еще жив СССР, громко и публично эксплуатировалась тема сионизма как расистского учения, недалеко ушедшего от нацизма. Сионизм как политика расизма был даже заклеймен Организацией Объединенных Наций. В русле такой идеологической подачи материала на свет наружу пробивались «до кучи» и весьма любопытные материалы сотрудничества еврейских сионистских организаций с властями германского рейха в тридцатые - сороковые годы XX столетия.