— Миссис Бэкхаус ничего не знает о мозге, — сказал Баллантайн. — Но хочет узнать — узнать о муже.
— О мозге я какое-то представление имею, — ответила миссис Бэкхаус. — Я работала в бригаде Скорой помощи в Сент-Джонсе.
— Признаю свою ошибку, — подал голос Баллантайн.
— У него был удар?
— Не совсем, — промямлил Прентис. — Впрочем, кровотечение имело место.
— Я знаю. Я видела кровь. Потому и вызвала «скорую».
— Мы положили его в отделение интенсивной терапии, но он впал в кому…
— Он умер?
Прентис взглянул на Баллантайна.
— Вот здесь сестра и пригодилась бы.
— Сестры еще не вернулись, — сказал Баллантайн. — Пошли поесть рыбы с картошкой. Или попить чаю с хлебом-маслом. Вы здесь один.
— Позвольте предложить вам чаю?
— Не надо чая! Вы еще не сказали, что ее муженек помер.
— К сожалению, он скончался. Не хотите ли чаю?
— Чая нет! — взревел Баллантайн. — Вырубили электричество, буфет закрыт. Не бегите от нее. Чай, сестра, бумажки… Почему вы от нее прячетесь? Вы за нее в ответе.
— Может быть, вы хотите кому-нибудь позвонить? — предложил Прентис. — Можно с моего мобильного.
— У нее и свой есть, — сказал Баллантайн.
— Вы давно замужем? — спросил Прентис.
— Интересный ход, — сказал Баллантайн, — но поскольку он мертв, надо спросить: «Вы много лет были женаты?»
Группа захихикала.
Прентис взял миссис Бэкхаус за руку, кто-то, не сдержавшись, фыркнул.
— Не понимаю, чего вы смеетесь, — сказал Баллантайн. — И вообще, что вы, болваны такие, над своими же глумитесь.
Студент из последнего ряда покачал головой и напустил на себя серьезности.
— Продолжайте, Прентис.
— Наверное, я лучше просто посижу рядом, подержу ее за руку. Пусть она выговорится, — сказал Прентис. — Только вот…
— Что?
— А если это был бы мужчина? — сказал Прентис. — Тогда его за руку держать неуместно.
— Положить руку на плечо, что ли? Боже ты мой, ваше поколение помешано на прикосновениях. Только умоляю, без объятий. Просто постарайтесь почувствовать ситуацию. Вы же люди — ну, большинство из вас. Состраданию научить нельзя.
Прентис немного подержал миссис Бэкхаус за руку.
— Сволочь он был, — сказала миссис Бэкхаус.
— Простите? — удивился юноша.
— Муж мой, мистер Бэкхаус. Свинья.
Аудитория тихо ахнула.
— Вы просто очень расстроены, — сказал Прентис.
— Вовсе нет, — ответила миссис Бэкхаус. — Я понесла утрату, но я не расстроена.
— Нужно время, чтобы это принять.
— Он мертв, — сказала миссис Бэкхаус. — Все принято. Двадцати пяти лет брака как не бывало. Он мертв.
Поскольку утешений не требовалось, Прентис отпустил руку миссис Бэкхаус.
— Ничем не могу помочь, Прентис, — сказал Баллантайн. — Вы тут один на один.
— У вас есть дети? — спросил Прентис.
— Дочь. Наверное, ей надо сообщить.
— Она расстроится?
— О да! Больше никаких подачек. Никаких обедов с папочкой. О, она будет безутешна.
— Ну, — сказал Прентис, — я думаю, вы справитесь.
И встал, чтобы завершить наконец эту довольно отвратительную сцену. Прентис пожал ей руку — вроде бы выражал соболезнование, однако в соболезновании нужды не было.
— Если вы подождете, вам принесут бумаги, которые необходимо заполнить.
Прентис уже собрался уйти, но обернулся.
— Я хотел спросить… это пустая формальность… Чем занимался мистер Бэкхаус, когда упал?
Миссис Бэкхаус посмотрела на него.
— Ничем не занимался.
— Он оступился?
— Понятия не имею. Я была наверху, услышала грохот, спустилась, а он на полу.
— Врач из Скорой сказал, что он, по-видимому, упал с табуретки.
— Он что-то доставал с верхней полки… Он там прятал бутылку.
— Что ж… — Прентис вдруг взял дело в свои руки. — Придется провести вскрытие. Коронеру нужно будет во всем разобраться.
— Коронеру? — воскликнула миссис Бэкхаус. — Будет дознание? Зачем? Я читала, что дома происходит девяносто процентов всех несчастных случаев.
— Так оно и есть.
Она снова села.
— Я была наверху. Я тут ни при чем. — Прентис молчал. — Можно мне чаю?
По окончании выступления были даже робкие аплодисменты, и сам Баллантайн хлопнул несколько раз в ладоши.
— Очень хорошо, Прентис, а вы, миссис Доналдсон, нас просто заинтриговали. Может, мы и немного узнали о том, как сообщать печальные новости, а о том, как утешать скорбящих, и того меньше, но хотя бы вспомнили, что смерть — это не всегда горе, утешение предлагать следует, но оно не всегда приветствуется. Понесший утрату знает умершего, а врач нет, а раз не знает, то как выразить соболезнования? Да, конечно, это просто формула вежливости, но скорбящий может полагать, что вежливости здесь не место, и все, кроме искреннего горя, — лицемерие. Люди — существа непредсказуемые. И я думаю, — он взглянул на часы, — именно этому мы можем научиться.