Через две минуты, наблюдая за собирающей посуду красавицей, он блаженно нежился в кресле. Всё вокруг его устраивало и соответствовало вкусу: и простой, кедровый потолок с резьбой по углам - совсем не сравнить с каким-то 'евроремонтом', пусть и самым изысканным. И вырезанная по личным чертежам мебель, тоже из кедра: грубая на первый взгляд, простая... Но именно то, что ему хотелось: крепкая и надёжная. Даже камин в углу соответствовал тайным пожеланиям: простецкий, с каменными медведями по углам. Медведей он вообще уважал и чтил - зверь не простой и лютый. И потому стены украшали головы трёх лично заваленных им косолапых, а ноги приятно ласкала раскинутая по полу шкура...
Алевтинка неосторожно брякнула тарелкой, и он перевёл взгляд на неё: красавица на загляденье! Среди всех дворовых она выделялась особой женственностью: точёное лицо, высокий лоб, стать не как у других. Добавить сюда пару шмоток из бутиков, да стервозности... Той самой, женской, что так кружит головы мужикам - выйдет породистая элитная сука. Жаль только, что читать не умеет даже... Родители её, он знал - из интеллигенции, тех ещё, что первопроходцы. И лишний раз убеждался, что генетика вовсе не лженаука. Совсем, не лже... Наблюдая за её суетливостью, тот решил нарушить молчание:
- Вытрись! - указал он на салфетки.
Та испуганно метнулась, неосторожно рассыпав всю стопку. Охнув, начала собирать упавшие, позабыв об испачканном лице. Ему это понравилось:
- Что тебе привезти? Когда снова буду?
Девка вздрогнула, зардевшись пунцовым и едва не выронив поднос. Удержав равновесие застыла посреди комнаты, подобно изваянию.
- Давай, давай, не стесняйся... - улыбнулся мужчина. - Что хочешь? Брошь? Помаду?
Неожиданно его осенило:
- А хочешь, духи привезу?
Идея с духами понравилась. Конечно, Алевтинка мылась в бане вчера, готовясь к его приходу вместе с другими девками, а запах свежего тела ни с чем не сравнится, но... Но он уже решил и даже знал, что именно выберет.
Девка между тем явно собиралась, но стеснялась что-то сказать.
- Барин... - наконец решилась та. - Можно просьбу?
- Давай.
- Я... Мы... Мне можно замуж? - выпалила та, зардевшись до невозможности.
- Замуж?..
Неожиданный поворот пришёлся ему не по вкусу. Улыбка махом сползла, превратив блаженное лицо его в строгое и совсем неприветливое.
- Да, барин, замуж! Антон Генрихович, кормилец вы наш! - та неожиданно рухнула на колени.
По лицу Алевтинки побежали обильные слёзы, и оттого он весь сразу сжался в своём кресле. Послеобеденный отдых стал теперь безнадёжно испорченным, превратившись в пшик.
На короткий миг ему почудилось, что речь о нём и что эта дворовая начнёт умолять сейчас его, Стамеева о браке. Но лишь на миг - такой дурой та, конечно же, не являлась. Брезгливо глядя на девку, тот уточнил:
- Кто жених?
- Иван, из лесорубов!
- Номер?
- Триста двадцать семь ха! - выпалила та с надеждой, перестав плакать.
Как он ни напрягал память, как ни старался - вспомнить такого не мог. Номер, как и профессия говорили лишь, что Иван тот трудился в бригаде по отвалу леса, относился к низшему уровню работников и ходил в холопах - буква 'ха' гласила именно о таком статусе. Формально отношения людей в усадьбе не запрещались и в брак мог вступать кто угодно и с кем, но на практике он, Стамеев давно ввёл порядок утверждения им лично. Так оно верней: и люди ближе, и он в курсе.
- Я подумаю. - сказал он. - А теперь пшла прочь!
Алевтинка сорвалась с места, засверкав пятками.
- Управляющего позови мне! - крикнул он вдогонку.
Через минуту высокий бородач тихо вошёл в комнату. Прикрыв дверь отбил поклон, как положено и в ожидании остановился:
- Доброго утра, барин!
- И тебе, Андрей. Всё видал? - Стамеев погрозил пальцем.
- Как можно, Антон Генрихович... - бородач снова поклонился.
Хитрые глазки, впрочем, говорили обратное. И хоть Стамеев отлично видел бороду того в процессе, зла на него не держал: управляющий слыл отличным распорядителем и держал усадьбу в узде. Не жалился с людом, не панибратствовал: когда требовалось нещадно наказывал и сёк, проще говоря - дело своё знал отлично.
- Ладно, смотри у меня, стервец... Рудник как?
- Трудимся, Антон Генрихович, добываем. Пять кило за неделю вынули.
- Записи с собой?
- Конечно, барин. - и Андрей уважительно положил тетрадь на стол.
Вникать в цифры Стамееву не хотелось, и потому он поднялся, застёгивая штаны.
- Серебро приготовил?
- А то... Рюкзак в сенях.
- Буду через неделю, чтоб накопал не меньше!
Застегнув ширинку, толстяк как раз собрался распорядиться об Алевтинке, но лай собак на улице отвлёк:
- Кого принесло? Узнай! - подойдя к окну, приказал он.
- Сейчас, барин...
- Рюкзак прибери! - кинул он вдогонку.
Шаги Андрея протопали по дому, послышалась возня в сенях, затем входная дверь хлопнула... Стамеев наблюдал, как фигура управляющего пробежала через двор, остановившись у ворот. Приоткрыл глазок, тот посмотрел наружу... После чего сразу кинулся подымать засов. Отсюда хорошо виделось, как Андрей старается и спешит, и значить сие могло одно: едут те, кто главней самого барина. И хозяина усадьбы этот факт почему-то совсем не порадовал. Выматерившись вволю, Антон Генрихович кинул взгляд в зеркало и поспешил во двор, изобразив на лице радушие доброго хозяина. Через ворота, распугивая домашнюю птицу, уже въезжал уаз с характерной эмблемой. Гневить же таких гостей не следовало ни разу.
- Здрав будь, Антон Генрихович!
Хмурый мужик в камуфляже, поставив ногу на колесо лениво игрался с ножом: подкидывая и ловя его за лезвие. В машине звучал шансон и время от времени из салона прорывался дружный хохот, но Стамеев намётанным глазом различил у одного из пассажиров торчащее дуло. АК-47 он мог опознать где угодно - годы в армии не пропьёшь. И факт сей добил окончательно: заявившись с дружинниками без предупреждения, начальник охраны губернатора явно что-то хотел. Ветеран Афгана и множества более мелких точек, офицер в отставке по кличке Батя просто так по усадьбам не мотался. Вопрос: что случилось?
- Приветствую дорогих гостей! - расплылся в улыбке хозяин. - Как Всеволод Арнольдович? Как сами живёте?
- Живём как-нибудь... - резким движением воткнув нож у ног, Батя выпрямился. - Подарок у нас тебе.
- Подарок?
- Он самый. Выгружайте! - рявкнул гость.
Боковая дверь открылась и из машины выбросили тело. Человек упал лицом вниз, но вопроса жив он, или мёртв даже не ставилось: на затылке того, в волосах со спёкшейся кровью, зияло пулевое отверстие. На спине измазанного бушлата белела крупная надпись: 'Стамеевка'.
- Твой? - носком сапога повернул Батя голову.
- М-мой, по всей видимости. Натворил чего? - Стамеев съёжился. - Я номера не вижу...
- Ща исправим. - бывший афганец с силой толкнул тело. Развернувшись, мертвец широко раскинул руки, и хозяин усадьбы вздрогнул: на бирке чёрным по белому было написано: 'СТ-237Х'. Тот самый, что называла Алевтинка. Стало быть, нет больше жениха?
Батя тем временем мягко и как-то по-кошачьи оказался рядом. Приблизив вплотную небритое лицо, прошептал в самое ухо:
- А знаешь, что случилось?
Стамеев не двигался, замерев. Если холоп провинился, зацепив чьи-то интересы, дело могло кончиться плохо. Эти ребята шутить не умели, и олигарх отлично это знал. Трясущимися губами он пробормотал: